Визитер
Мой новенький дверной замок, врезанный три дня назад местным слесарем, щелкнул, и дверь послушно отворилась, впустив меня внутрь моей старенькой, необставленной квартиры на самом верхнем этаже полузаселенной пятиэтажки. Лампочка, мигнув, зажглась, и я, устало сбросив плащ на пол, присел на покосившуюся обувницу, что бы расшнуровать ботинки.
Долгий день на ногах измотал меня, к тому же, я опять забыл поесть, из-за чего, для того что бы вновь встать, мне пришлось опереться еще и о стену. Зеркало, будто в насмешку, демонстрировало мне мое, похожее на скелет, изможденное тело. Глаза почти полностью провалились в череп, из-за чего я смотрелся куда мрачнее, чем был на самом деле. Это был край, за который переступать не следовало - нужно завести напоминалку или хотя бы календарь с указаниями - когда и сколько мне нужно есть, если, конечно, пережить этот год все-еще входит в мои планы. С трудом, я добрался до кухни, и, со второй попытки нащупав выключатель, включил верхний свет.
Напротив меня, в окне стоял человек, вплотную прижавшийся к окну лицом. Его темный силуэт и глаза выделялись на черном фоне улицы безумным парадоксом, вызывая сотни вопросов, ответа ни на один из которых я бы не хотел получать. - отпрянув назад, я ударился об угол стены, совершенно сбитый с толку. Шутка? Пятый этаж! Он опасен? Я сплю?
Его лицо никак не получалось рассмотреть – не задерживаясь, мой взгляд вновь и вновь соскальзывал обратно к его глазам – черным, лишенным век провалам и безумной, расплющенной о стекло улыбке, обнажившей острые, словно специально заточенные зубы. Человек, нет, существо - оно смотрело на меня и улыбалось собственному безумию, как чеширский кот – видимый моему напоенному паникой взгляду только фрагментами, но от этого ни чуть не менее страшный. Рефлексы сработали исправно, хотя я этого и не осознал, в моих руках уже был пистолет, но я не был уверен что с ним делать. Неуверенно прицелившись, я еще раз постарался рассмотреть его лицо - найти в этих черных глазах хоть каплю неуверенности, но она не появилась, и я с ужасом понял, что не попаду – не могу попасть, и оно об этом знает.
– Бах! звук выстрела вывел меня из ступора. Какое-то мое второе я – то которым я был когда-то заставило меня нажать на курок. Отдача едва не вырвало оружие из моих трясущихся рук. Стекло разлетелось тысячами осколков, и я понял, что только что впустил Это к себе. Темной кучей, оно повалился в мою сторону, упав на пол но тут же встав, с невыразимой грацией самой смерти.
– Бах! Его нога в дорогом ботинке сделала шаг в мою сторону, пачкая усыпанный осколками пол землей.
– Бах! – Вложив всю, еще оставшуюся во мне силу воли, я все же смог прицелиться, и, наконец, попал. Замерев, существо оглядело меня с ног до головы и я почувствовал, как мое сердце с жутким гулом, ударило мне в горло потоком крови, едва не выбив из меня сознание. Его огромные, черные, как сама ночь глаза, расширились, но не от боли: его взгляд поглощал меня, и я понял, что сил на новый выстрел не хватит. Его безумие подхватило меня бесконечным потоком ненависти, и я понял что уже не могу не смотреть ему в глаза - сотни ужасающих смертей словно обещания - всплыли передо мной бесконечной сумасшедшей иллюзией, приносящей настоящую боль. – Вот он снимает с меня кожу. Ледяное лезвие вгрызается в плоть, разрывая нервы, но я не могу пошевелиться или покричать, лишь съежиться, в ожидании, когда пытка будет окончена… Через секунду – он уже разрезает мой живот и вытягивая кишки, оборачивает их вокруг моего горла...
Мои глаза закатываются, и я падаю, ударяясь о пол. Немного, но настоящая боль помогла: я все еще жив, а оно даже не сдвинулось с места. Его улыбка стала еще шире, и я заметил, как кожа на краях его губ натянулась и треснула, обнажая алую плоть. Мне в мозг вгрызаются образы: казни, одна за другой, все более садистские и изощренные, но боль в реальности была сильнее, и я все-еще смотрел на него.
– Мое дыхание сбилось, и я выронил оружие, но прежде нажал на курок еще один - последний раз, уже не слыша ничего кроме собственных крикров. На сей раз отдачу было не сдержать, и оружие, вылетело из руки далеко мне за спину. Я закрыл глаза, но внезапно стало легче. Недовольно хрюкнув, оно, похоже, отступало.
Звук тяжелого приземления и частые шаги зазвучали под окнами – галлюцинации медленно развеивались, под весом реальности. С огромным трудом я вырвался из этого обморока и, неуклюже перебирая руками по битому стеклу, подобрался к окну. Двор наполнялся людьми, но они не могли заметить то как в тенях - мелкими, грациозными скачками, избегая света, бежала тощая, длинная фигура в черном, как смоль костюме. Полы его пиджака развивались, всякий раз как он резко, менял направление бега, что бы увернуться от очередного фонаря.
Сердце спотыкалось от одной лишь мысли, что он вернется, но я знал, что сегодня этого уже не произойдет. Его глаза все-еще мерещились мне: широко-распахнутые, совершенно черные, состоящие как будто только из зрачков, оплетенных красными ветвями капилляров, не выражающие ничего, кроме болезненного интереса к тому – как долго продлится моя агония.
Я понял, что уже не помню, как он выглядел. Казалось, мозг вытесняет то, что слишком опасно для того что бы помнить, замещая визуальный ряд ощущениями. Для меня он был настоящим кошмаром. Капля пота, скатившись со лба, упала мне на штанину.
Я сидел, прижавшись спиной к стене, в луже из стекла и крови от многочисленных порезов, краем глаза осматривая темноту двора и разбитое окно. В дверь колотили полицейские, но я плохо осознавал это. Они мне не поверят, возможно даже посадят, но я был рад этому. Надеюсь, оно не умеет проходить через решетки.
Долгий день на ногах измотал меня, к тому же, я опять забыл поесть, из-за чего, для того что бы вновь встать, мне пришлось опереться еще и о стену. Зеркало, будто в насмешку, демонстрировало мне мое, похожее на скелет, изможденное тело. Глаза почти полностью провалились в череп, из-за чего я смотрелся куда мрачнее, чем был на самом деле. Это был край, за который переступать не следовало - нужно завести напоминалку или хотя бы календарь с указаниями - когда и сколько мне нужно есть, если, конечно, пережить этот год все-еще входит в мои планы. С трудом, я добрался до кухни, и, со второй попытки нащупав выключатель, включил верхний свет.
Напротив меня, в окне стоял человек, вплотную прижавшийся к окну лицом. Его темный силуэт и глаза выделялись на черном фоне улицы безумным парадоксом, вызывая сотни вопросов, ответа ни на один из которых я бы не хотел получать. - отпрянув назад, я ударился об угол стены, совершенно сбитый с толку. Шутка? Пятый этаж! Он опасен? Я сплю?
Его лицо никак не получалось рассмотреть – не задерживаясь, мой взгляд вновь и вновь соскальзывал обратно к его глазам – черным, лишенным век провалам и безумной, расплющенной о стекло улыбке, обнажившей острые, словно специально заточенные зубы. Человек, нет, существо - оно смотрело на меня и улыбалось собственному безумию, как чеширский кот – видимый моему напоенному паникой взгляду только фрагментами, но от этого ни чуть не менее страшный. Рефлексы сработали исправно, хотя я этого и не осознал, в моих руках уже был пистолет, но я не был уверен что с ним делать. Неуверенно прицелившись, я еще раз постарался рассмотреть его лицо - найти в этих черных глазах хоть каплю неуверенности, но она не появилась, и я с ужасом понял, что не попаду – не могу попасть, и оно об этом знает.
– Бах! звук выстрела вывел меня из ступора. Какое-то мое второе я – то которым я был когда-то заставило меня нажать на курок. Отдача едва не вырвало оружие из моих трясущихся рук. Стекло разлетелось тысячами осколков, и я понял, что только что впустил Это к себе. Темной кучей, оно повалился в мою сторону, упав на пол но тут же встав, с невыразимой грацией самой смерти.
– Бах! Его нога в дорогом ботинке сделала шаг в мою сторону, пачкая усыпанный осколками пол землей.
– Бах! – Вложив всю, еще оставшуюся во мне силу воли, я все же смог прицелиться, и, наконец, попал. Замерев, существо оглядело меня с ног до головы и я почувствовал, как мое сердце с жутким гулом, ударило мне в горло потоком крови, едва не выбив из меня сознание. Его огромные, черные, как сама ночь глаза, расширились, но не от боли: его взгляд поглощал меня, и я понял, что сил на новый выстрел не хватит. Его безумие подхватило меня бесконечным потоком ненависти, и я понял что уже не могу не смотреть ему в глаза - сотни ужасающих смертей словно обещания - всплыли передо мной бесконечной сумасшедшей иллюзией, приносящей настоящую боль. – Вот он снимает с меня кожу. Ледяное лезвие вгрызается в плоть, разрывая нервы, но я не могу пошевелиться или покричать, лишь съежиться, в ожидании, когда пытка будет окончена… Через секунду – он уже разрезает мой живот и вытягивая кишки, оборачивает их вокруг моего горла...
Мои глаза закатываются, и я падаю, ударяясь о пол. Немного, но настоящая боль помогла: я все еще жив, а оно даже не сдвинулось с места. Его улыбка стала еще шире, и я заметил, как кожа на краях его губ натянулась и треснула, обнажая алую плоть. Мне в мозг вгрызаются образы: казни, одна за другой, все более садистские и изощренные, но боль в реальности была сильнее, и я все-еще смотрел на него.
– Мое дыхание сбилось, и я выронил оружие, но прежде нажал на курок еще один - последний раз, уже не слыша ничего кроме собственных крикров. На сей раз отдачу было не сдержать, и оружие, вылетело из руки далеко мне за спину. Я закрыл глаза, но внезапно стало легче. Недовольно хрюкнув, оно, похоже, отступало.
Звук тяжелого приземления и частые шаги зазвучали под окнами – галлюцинации медленно развеивались, под весом реальности. С огромным трудом я вырвался из этого обморока и, неуклюже перебирая руками по битому стеклу, подобрался к окну. Двор наполнялся людьми, но они не могли заметить то как в тенях - мелкими, грациозными скачками, избегая света, бежала тощая, длинная фигура в черном, как смоль костюме. Полы его пиджака развивались, всякий раз как он резко, менял направление бега, что бы увернуться от очередного фонаря.
Сердце спотыкалось от одной лишь мысли, что он вернется, но я знал, что сегодня этого уже не произойдет. Его глаза все-еще мерещились мне: широко-распахнутые, совершенно черные, состоящие как будто только из зрачков, оплетенных красными ветвями капилляров, не выражающие ничего, кроме болезненного интереса к тому – как долго продлится моя агония.
Я понял, что уже не помню, как он выглядел. Казалось, мозг вытесняет то, что слишком опасно для того что бы помнить, замещая визуальный ряд ощущениями. Для меня он был настоящим кошмаром. Капля пота, скатившись со лба, упала мне на штанину.
Я сидел, прижавшись спиной к стене, в луже из стекла и крови от многочисленных порезов, краем глаза осматривая темноту двора и разбитое окно. В дверь колотили полицейские, но я плохо осознавал это. Они мне не поверят, возможно даже посадят, но я был рад этому. Надеюсь, оно не умеет проходить через решетки.
Румянцев Алексей
2019
