Пугало

Можно ли назвать предсмертной запиской письмо человека, который не знал, что умирает? Такие письма пишут приговоренные. Парадоксально, но даже за несколько минут до расстрела, они не верят, что уже не увидят следующий рассвет. Быть может, это всего лишь ошибка выжившего –поделиться своими мыслями смогли лишь те, кому этот страшный приговор отменили в самый последний момент. И все же сложно отрицать, что осознать свою смерть полностью едва ли возможно.
Эту записку нашли на заброшенной железнодорожной станции, на лавке, придавленной камнем, что бы ее не унесло под дождь случайным потоком ветра. Ни одного заявления о пропаже человека, которого можно было бы связать с этой запиской подано не было, поэтому письмо было признано неважным, что и сделало возможным его публикацию, с незначительными художественными вкраплениями от третьего лица. Можете считать этот рассказ реконструкцией.

Для людей, живущих в больших городах, так же хочется добавить, что городские области кратно превосходит сами города размерами. Исчерченные пульсирующей, удушливой паутиной дорог, она раскинулись на многие десятки и даже сотни километров по всей стране, занимая большую часть ее огромной площади. И не малую часть этих территорий занимают леса и никому неизвестные деревни.
Некоторые из этих деревень уже заброшены и теперь они, пустые, ждут, когда их снесут под строительство чего-то нового. Другие – еще сопротивляются, с каждым днем старея и медленно утопая в земле под весом прожитого времени.
Как правило, эта агония мелких частных хозяйств прекращается со смертью последнего владельца, чьи наследники даже не в курсе, что у них был такой родственник. Какое-то время город не замечает освободившуюся землю. И тогда, не на долго, она оживает, превращаясь в небольшой туристический объект для разнообразных туристов, и простых любителей погулять в глуши, на руинах того, что еще несколько лет назад какой-то неизвестный, всеми забытый человек называл своим домом. Именно это любопытство легло в основу произошедших событий. И именно так, на мой взгляд, начинается эта история.

***

Я решился на эту поездку не для того, чтобы что-то кому-то доказывать. Или не только для этого. Раньше мы с моей девушкой Мариной ездили в такие поездки вместе. Год назад она меня бросила, ушла к другому – более интересному, успешному, или просто новому человеку, и эта поездка – стала моим способом сказать самому себе, что ничего не изменилось. Что я по-прежнему могу делать то, что хочу и получать от этого то же удовольствие что и прежде – с ней, и до нее. Мне было важно доказать себе, что ей не удалось меня ранить. Хотя на самом деле это, конечно, не так. Теперь я это понимаю.

***

Поезд ехал уже второй час, конечная остановка приближалась. Нетерпеливо щелкая по седлу тяжелого внедорожного велосипеда, молодой человек в летнем камуфляжном костюме непрерывно оглядывался то на левое, то на правое окно, силясь запомнить каждую деталь пролетающего мимо поезда пейзажа. За окнами то и дело проносились одинаковые березы. Этот искусственный подлесок, высаженный вдоль путей, служил тонкой оградой перед настоящим лесом, тянувшимся вдоль горизонта уже бог знает сколько времени. Этот лес выглядит одинаково на всем своем протяжении, словно специально выросший по какому-то единому непререкаемому канону.
Однако, для нашего героя это была первая вылазка на природу за целый год и он изо всех сил старался уйти в свою поездку с головой, поглотить эту атмосферу не только ментально, но и физически, поэтому смотрел он, если так можно выразиться, внимательно и изо всех сил, стараясь уделять равное внимание каждому кусту и каждой березе проносившейся мимо.

- Молодой человек, а вы что же, сейчас не выходите? - Прервала его мысли крепкая пожилая женщина лет семидесяти, уже собиравшая остатки жареной курицы – традиционной, продающейся на каждой станции, еды для долгих (и коротких тоже) поездок - в пакет и запихивая его в стоящую возле нее сумку на колесиках.
Кивнув вместо ответа, молодой человек посмотрел на свою ничем непримечательную собеседницу не без досады – она отвлекла его от созерцания, вырвав в реальность, в которой ему находиться совсем не хотелось.
- Вон оно как. - Протянула она. - А вас, простите, как по батюшке?
- Георгий Николаевич.
- Очень приятно, Георгий. - Уже почти собравшаяся к выходу женщина внезапно снова села напротив и внимательно посмотрела на молодого человека так, словно желая его запомнить, хотя поезд уже замедлял свой ход и ей уже было пора двигаться к выходу.
- Там уже давно никто не живет. Зачем вам туда?
- В том-то и суть. - Кивнул он. – Там никто не живет.
- Стало быть от людей бежите? - Уточнила она, но, не дождавшись ответа, все же взялась за ручку тележки и направилась к выходу.
- Знаете. Добавила она, не оборачиваясь. – По мне, конечно, не скажешь, но я почти 50 лет проработала в этих краях следователем. Из той деревни никогда никаких жалоб не поступало. Но, почему-то, ее все равно все избегали. И даже те, кто там жил говорили – нехорошие это места. Со временем народу там становилось все меньше и меньше. Я видела, как кто-то туда приезжает, но еще ни разу не видела, чтобы оттуда кто-то уезжал.
Поезд остановился, и женщина спешно пошла к выходу, под грохот колес своей тяжелой клетчатой тележки.
– Выходите лучше сейчас. В моей деревне людей тоже немного, но они хотя бы есть, а это уже не плохо. Ведь от людей, как правило, знаешь, чего можно ожидать. – Крикнула она прежде, чем скрыться из вида.
Георгий, не ответил и даже не посмотрел в ее сторону. Он точно знал, что исполнит задуманное. Чего он не знал, так это того, что, попытка запомнить лицо была не простой профессиональной привычкой старого следователя, а скорее предчувствием, что скоро знание его особых примет может ей пригодиться.

Поезд двинулся вновь. До конечной остановки оставалось еще полчаса, и Георгий вновь начал смотреть на лес, переключая свой взгляд то влево, то вправо. Когда же поезд затормозил и, наконец, остановился, он быстро надел рюкзак, и выкатил свой велосипед на небольшой бетонный полустанок с деревянными, крашенными в зеленый цвет скамейками, стоявшими под обветшалой жестяной крышей и без единой живой души. Только нелепое огородное чучело в драном зеленом пальто и в фетровой шляпе на длинном шесте стояло примотанное к металлической ограде, отделяющей станцию от окружавшего ее леса. Мешок, набитый скорее всего сеном, и по нелепой случайности помятый так, что реально напоминал человеческое лицо, безучастно взирал на Георгия отсутствующими глазами.

***

Я выбрал эту дорогу случайно. Плана, по сути, не было, только карта и игра случая – как и всегда. Найти заброшенную деревню в нашей стране не составляет большого труда, стоит отъехать от крупной магистрали и обязательно встретишь парочку, даже если не ищешь. Единственное, что я сделал специально – выбрал ту, которая была далеко от железной дороги. Мне хотелось, чтобы приключение измотало меня.

***

Деревня не имела названия. Знак на въезде был новым, голубым – покрашенным максимум пару лет назад, но название на нем так и не написали.
Притормозив, Георгий немного посмотрел на эту причуду местных дорожников. Наверное, название деревни нигде не было обозначено, а знак был нужен для отчетности – заключил он и снова сверился с карманной картой, взглядом отмечая проделанный путь: почти 40 километров от железнодорожной станции на север и затем еще пять на восток, где дорога кончалась.
Георгий нервничал. Отчасти потому, что его план уже подходил к своей логической кульминации, когда все время, затраченное на подготовку и поездку должно было либо оправдаться нахождением заброшенной деревни, либо завершиться тупиком на какой-нибудь лестной опушке с памятником.
Отчасти, само наличие здесь знака давало надежду на то, что деревня тут все-таки есть, но то, что он не был подписан нервировало, потому что это могло значить, что ее планировали построить, но так и не построили.
Глубоко вдохнув свежий лесной воздух, Георгий постарался отогнать волнение и тяжелые мысли. Деревенские дороги редко отличаются друг от друга. Поля, пролески, леса и озера. Вместо новых впечатлений он переживал старые. Но только теперь он ехал один, на едине с самим собой. И уже не с кем было посмеяться над его испугом из-за проскочившей в паре метров от велосипеда лисы, ни над странным деревом, искореженным то ли молнией, то ли пьяным трактористом, ни над знаком, не значащим ровным счетом ничего.

Сделав фотографию необычного пустого знака на новенький пленочный фотоаппарат, и поскорее спрятав его обратно в рюкзак, чтобы только начавший накрапывать дождь не попал в механизм, Георгий с силой крутанул педали своего велосипеда словно скорость могла помочь ему уехать от собственных мыслей. Знак остался далеко позади, когда перед Георгием, наконец, раскинулся тот самый знакомый, но при этом неповторимый деревенский пейзаж, который так любили воспевать поэты позднего русского декаданса.
Словно из ниоткуда, по обеим сторонам дороги, начали вырастать темные, поросший мхом и диким хмелем холмы: развалившиеся, сложенные гармошкой, от серых шиферных крыш к самому подвалу, деревенские дома - рубленки, из-под которых, каждый новый порыв ветра гнал миазмы плесени,гниющей древесины, прелых яблок и чего-то еще. Вне себя от восторга Георгий резко остановился, чувствуя, как его сердце забилось с удвоенной силой.

***

Я не помню, чтобы ощущал что-то необычное. Это была обычная заброшенная деревня, каких тысячи, и даже не самая интересная из них – ни одного кирпичного дома, ни клуба, ни пруда, ни завода поблизости, словно ее и строили только для того, чтобы потом забросить. Единственное, что я отметил сразу был запах. Он окутывал всю деревню, и даже когда я к нему привык, он все-равно оставался где-то там, на грани сознания, на кончике языка, не различимый, но придающий отвратительный привкус каждой капле воды и каждой крошке еды, которую я привез с собой.

***

- Домов сорок, или даже пятьдесят - заключил Георгий, доехав до конца дороги и остановившись на перекус. Это селение было крупнее, чем он думал, когда подбирал маршрут, но ошибся он совсем не на много.
Дома строились по обе стороны от узкой, давно не ремонтировавшейся дороги и, казалось, жались друг к другу, словно прячась от холода. Первое, о чем подумал Георгий, когда это заметил, был тот удивительный факт, что деревню успели забросить прежде, чем она сгорела, потому что пожар в одном доме неминуемо охватил бы все вокруг прежде, чем местные успели хотя бы достать ведра.
Приусадебные участки прятались позади домов, лишь иногда отделяя строения друг от друга дальше, чем на пару метров, а за ними располагалось огромное, поросшее сорной травой поле, когда-то объединявшее тех, кто здесь жил в единый колхоз - коммуну. Кончалась же дорога тривиально - кольцом закручиваясь возле едва различимой в зарослях борщевика железной, когда-то красной, но теперь просто ржавой звезды на полуразрушенном бетонном пьедестале.
Продравшись сквозь заросли борщевика к памятнику и осмотрев его в поисках таблички с названием, но ничего не обнаружив, Георгий не без разочарования вернулся к велосипеду и осмотрел проделанный путь.
- И это все? - Спросил он сам у себя в слух и удивился тому, как одиноко прозвучал здесь его голос. Птицы уже отправились спать и ничего не услышали, а если и услышали, то вида не подали, и кроме шума дождя, вокруг было тихо.
- Эгей! Есть кто живой?! - Во всю мощь легких крикнул Григорий, решив не отказывать себе в этом маленьком, никому не способном навредить хулиганстве. Ответом ему был только усиливающийся звон падающих с неба капель воды, разбивающихся о растения и дырявые крыши.

***
Я не был новичком и прекрасно знал, что делаю. Когда находишь деревню, план всегда один – обойти целые здания, если не нахожу целых – возвращаюсь и сплю на вокзале, пока не приедет утренний поезд. Если нахожу – пережидаю ночь под крышей и с утра уже исследую деревню что бы вернуться к обеду. Так или иначе, ночевка была обязательной частью приключения и тем, без чего такие развлечения просто не работают – переждать ночь в незнакомом месте, где может произойти все что угодно… Это как игра на собственных инстинктах. Заставляет почувствовать себя живым.

***


Дождь становился сильнее и уже начинал заливать за ворот камуфляжной ветровки. Несмотря на свой военный цвет и туристическое предназначение, ее нельзя было застегнуть под горлом, и Георгий быстро промок. Фотографировать под дождем и, тем более, в темноте было нечего, но хуже всего было то, что целых домов, кажется, не было.
Под скрип древних как сама земля покосившихся стен, жадно впитывающих влагу, Георгий в последний раз проехался от памятника к повороту из деревни, в поисках возможного укрытия, пока его взгляд не зацепился за очертания дома, прежде успешно избегавшего его внимания.

Он стоял в самом начале деревни, был скрыт за двумя домами поменьше и не прилегал к основной дороге, что позволяло предположить, что его построили позже всех. На первый взгляд, дом казался практически неповрежденным, более того, щеголял несколькими целыми окнами на втором этаже.
Притормозив у кустов, росших на месте ворот, и споткнувшись об их остатки, Георгий прицепил велосипед замком к ближайшему столбу, вынул из кармана рюкзака фонарик и, светя им себе под ногу, уверенным шагом, прямо сквозь заросли, двинулся к распахнутой настежь входной двери.

- Есть кто-нибудь? - Крикнул он, пробуя порог ногой на прочность и осторожно заглядывая в темный, как сама ночь, пустой коридор. Иногда в таких домах оставались жить бродяги. Но что-то подсказывало Георгию, что это не тот случай. Его накрыло усиленным во сто крат запахом прелых яблок и чего-то сырого. В луче фонаря был хорошо заметен слой не пыли – земли, покрывающей пол и стены. Сквозь ее слой с трудом можно было различить полуразложившуюся соломенную циновку. И если Георгий что-то и понимал, так это то, что в последний раз этой циновки касались лет десять назад.

За небольшой прихожей, без каких-то альтернатив следовала единственная лестница, ведущая сразу на второй этаж. Должно быть первый этаж был полностью отведен под погреб и открывается с другой стороны дома, как иногда делали в хозяйских домах, где рабочие и хозяева жили под одной крышей. Опасаясь возможного интереса со стороны лесных хищников Георгий закрыл входную дверь и закрепил ее при помощи припасенного для таких случаев в рюкзаке жгута, после чего, осторожно, пробуя каждую ступеньку на прочность, поднялся наверх.
Второй этаж представлял собой большое помещение - сени, с большими панорамными окнами, направленными во двор и еще двумя дверями, ведущими в противоположенные стороны.
За первой - обветшавшей и проеденной жуками чуть ли не до прозрачности, находилась просторная кухня, с лавками у стен, металлическим, прикрученным к стене рукомойником и еще одной дверью, ведущей, очевидно, в спальню. Большую часть этого помещения занимала огромная кирпичная печь, благодаря которой, скорее всего, этот дом и оказался прочнее соседских. Вторая же дверь оказалась сильно перекошена, и Георгий не рискнул прикладывать силу, поскольку последствия такого поступка в таком старом доме, могли быть совершенно непредсказуемыми.
Первый же шаг в сторону спальни заставил внутренности Георгия сжаться - пол под его ногами сперва прогнулся, а затем отпружинил обратно, словно натянутый до предела батут. Все это – сопровождалось громким, почти оглушающим скрипом - все доски пола ходили ходуном, и безопасно двигаться было возможно лишь возле стен, но и тогда с потолка периодически летела пыль, труха и обрывки паутины, как если бы дом уже начал разваливаться. И все же, шаг за шагом, Георгий вышел на более-менее устойчивую часть помещения и добрался до дальней двери – к счастью, она открывалась легко.

В отличие от кухни, пол второй комнаты был прочным. Сделав несколько осторожных шагов по направлению от стены, молодой человек смог вздохнуть спокойно – по крайней мере эта часть дома еще одну ночь простоять сможет. Само же помещение представляло собой небольшую – 5 на 9 метров спальню с кирпичным, когда-то белым камином в углу и остатками дивана возле него. За камином виднелась еще одна закрытая дверь. Подойдя к ней, Георгий попытался ее открыть, и по началу она даже поддалась – клина из-за перекоса стен не было – но что-то с другой стороны не давало ей открыться – возможно засов, или ее просто заколотили. Пожав плечами и решив, что с этой задачей, он справится утром, Георгий вернулся к ближайшему окну - тому самому, целому, которое он подметил с улицы. Неудивительно, что оно продержалось так долго – двойная рама, служившая для утепления помещения зимой была куда толще обычных – для нежилых помещений, и с легкостью выдерживала любую погоду без серьезных для себя последствий. Поднатужившись, Георгий вынул ее из оконного проема, впустив в помещение поток свежего, напитанного влагой летнего воздуха. Подул ветер, и сквозняк захлопнул открытую дверь, от чего молодой человек вздрогнул, но быстро пришел в себя и с интересом осмотрел открывшийся ему из окна вид на заросший двор и пустую, такую же заросшую улицу.

***

Этот дом показался мне даром божьим, когда я уже собирался уезжать. Он давал мне шанс сделать все так, как я планировал изначально. По крайней мере тогда мне так казалось. Почему он один стоял здесь все эти годы я не знал, но меня это и не беспокоило – вариантов было с десяток, начиная с хозяина, не желающего ни уезжать, ни умирать, и имеющего достаточно сил и упорства что бы ремонтировать свой дом до самой своей смерти и заканчивая удачной конструкцией печи, взявшей на себя роль центральной опоры для окружающих ее стен. Мне очень повезло что этот дом тут оказался. Как я теперь понимаю, реши я заночевать на улице или, не дай бог, на вокзале, времени на это письмо у меня бы уже не было.

***

С высоты второго этажа деревня выглядела куда более живописной. Велосипед, неуместно смотревшийся возле покосившегося (местами даже обвалившегося) забора, казался единственным лишним элементом на этой иллюстрации к концу света.

Ночной холод, меж тем, становился отчетливее. Вынув из рюкзака дополнительную куртку и спальный мешок, Георгий расположился на ночлег. По городским меркам, было еще рано, но он планировал обследовать дом с первыми лучами солнца, а значит на сон оставалось не так уж и много времени. Несмотря на пыль, скрипы стен, шум дождя и холодный лестной воздух, Георгий быстро уснул - сказалось нервное напряжение – верный спутник всех, даже не самых рискованных приключений.

Когда Георгий открыл глаза, темнота сменилась белесой туманной дымкой. Воздух еще не прогрелся и когда Георгий подошел к окну, то увидел, что трава за окном покрылась не росой, но инеем. Небо, надежно закрытое броней из свинцовых облаков, угрюмо осматривало свои владения. За забором, возле велосипеда, Георгий увидел чью-то коренастую фигуру. Она стояла возле самого его велосипеда, частично скрытая столбом от ограды, зарослями черемухи и различимая лишь из-за постоянного движения странных, слишком тонких рук.

- Эй, вы чего там делаете?! - Хотел было спросить Георгий, но его вопрос так и замер в воздухе: подул ветер, и фигуру за столбом качнуло в сторону: из-за столба, вместо лица, показался серый матерчатый мешок, без рисунка, который либо выцвел от времени, либо создатель пугала посчитал, что вороны к нему присматриваться не будут. Пустые рукава лупили воздух, словно силясь дотянуться до стоящего рядом велосипеда. Быстро свернул спальник в рюкзак и поспешил вниз, задаваясь вопросом - как именно вчера вечером он умудрился проглядеть это чучело и смущенный смутным ощущением, будто где-то он его вчера все же видел, но точно не в деревне.

Выйдя на улицу, Георгий наскоро осмотрел находку. Полуистлевшая одежда на простом, сколоченном из двух палок кресте, вбитом или вкопанном в землю. Не было никаких сомнений, что чучело здесь стояло давно, периодически шатаясь то в одну, то в другую сторону: почва по краям была слегка раздвинута от этих шатаний, но дикий хмель уже успел частично обвить палку, словно силясь удержать ее на месте. Выдернув чучело из земли и забросив поглубже в сирень в отместку, за испытанный страх, Георгий сверился с наручными часами - они показывали без десяти пять. До поезда, отправлявшегося ровно в 12, отсюда надо было ехать не менее двух часов, а значит, на осмотр дома и деревни оставалось 5 часов – более чем достаточно. Убедившись, что больше чучел в округе нет, Георгий взялся за дело.

Во дворе "своего" дома, в ходе беглого осмотра, Георгий обнаружил небольшой деревянный навес с разнообразными ржавыми металлическими деталями от трактора и какой-то неопределяемый металлический лом. Найдя среди этого мусора небольшую погнутую фомку, Георгий вернулся на второй этаж дома и подошел к запертой двери в спальне. Замер. Прислушался. Кажется, за ней раздался какой-то шорох, видимо мыши. Вогнав прямую часть фомки в небольшую щель между полом и дверью, Георгий поднажал и с громким хрустом снял ее с петель вместе с засово. Упав, дверь полежала с секунду, а затем, с чудовищным грохотом провалилась в темноту. Дом зашатался, но прежде, чем Георгий успел пожалеть о своем любопытстве, замер, будто передумал в последний момент.

Луч фонарика осветил небольшую, лишенную окон комнату. Она была значительно меньше спальни, однако, тоже, без сомнения, исполняла эту функцию. По углам располагалось три дополнительны кровати небольшого размера – детская, догадался Георгий. Прямо на месте куда упала дверь, образовалась большая дыра. Ее края не были острыми щепками - древесина осыпалась пылью и это было очень плохо, потому что шанса отличить хорошую доску от такой – трухлявой практически не было и Георгию очень повезло, что он до сих пор никуда не провалился. Свет от фонарика опускался все ниже и ниже и, наконец, замер, наткнувшись на до боли знакомы по урокам анатомии предмет – человеческий позвоночник. Ожидания Георгия оправдались в одном - первый этаж дома действительно служил подвалом. Он был огромным. Кирпичные стены поднимались на пять метров от земляного пола. Кругом лежали кости: иногда целые скелеты, но в основном осколки других костей.

***

Я не заметил черепов, кажется, их там просто не было. Сперва я понадеялся, что это были кости животных, но несколько совершенно целых, за исключением голов, скелета, не оставляли других вариантов – мне надо было убираться оттуда как можно скорее, возможно найти ту женщину из поезда и заявить о своей находке. Тем не менее, даже тогда я не ощущал опасности. Не ощущал ее до самого конца.

***

Попятившись, Георгий решил, что на этом его приключение следует как можно быстрее завершать. В памяти всплыло пропущенное мимо ушей предупреждение старухи из поезда. «Никто не уезжал» - ну так как тут уедешь. Наскоро запихав фонарик обратно в рюкзак и закинув его на плечи, он как мог быстро пошел на улицу. Проходя мимо окна, взгляд молодого чловека зацепился за что-то, чего там быть не могло: у остатков ворот теперь стояло два безликих пугала на деревянных крестах, одно – там, где было с утра, за столбом, у сирени, а второе – чуть левее, у самых ворот. Они мерно покачивали рукавами своих наполовину истлевших курток под то усиливающимся, то ослабевающим ветром.
Не веря своим глазам, Георгий подошел ближе к окну, и в этот момент обе головы-мешка дернулись и резко посмотрели на него несуществующими глазами. Резко отпрянув, молодой человек споткнулся о свои собственные ноги и упал, ударившись головой об пол и потерял сознание, но прежде, чем окончательно утонуть в темноте, он ощутил, как из окна в комнату ворвался яростный поток ветра с запахом гнилых яблок, а дверь в дом несколько раз громко хлопнула под скрежет своих заржавелых петель.

***

Я не знаю, почему они дали мне очнуться. Возможно, ждали собратьев, или боялись самого дома. Понимаю, как это выглядит со стороны, но я клянусь, что не употреблял ни алкоголя, ни наркотиков. Эти чертовы пугала – они живые. И их становится больше, я слышал их утром за дверью и слышу сейчас – в темноте.

***

Георгий очнулся уже под вечер. Все тело словно одеревенело, но он все же заставил себя встать и снова посмотрел в окно. У остатков забора теперь стояло три чучела, одно из них, словно осмелев, стояло чуть ближе – на границе участка. Старые, нелепые куклы, созданные для отпугивания птиц от посевов, больше не казались ни нелепыми, ни старыми, в своих грязных серых то ли пальто, то ли плащах. Их глаза, если бы они были нарисованы, смотрели прямо на окно и теперь уже не было сомнений в том, что они могут видеть.

Завалив входную дверь лавками, принесенными с кухни, Георгий вернулся в спальню. Теперь пугал стало шесть – пара в футболках, остальные- в куртках, первые два – в плащах, приблизились еще сильнее и теперь стояли прямо под окнами, задрав головы так, чтобы видеть того, кто мог бы на них посмотреть. Каждый порыв ветра заставлял их одежду трепыхаться и издавать шум, похожий на звук парусов яхт, которые Георгий иногда видел по телевизору.
Часы на его руке показывали десять вечера – близилось время, заката. В комнате не было ничего, чем можно было бы забить окна, не считая зимней рамы, которую Георгий поспешной вернул на место. Всякий раз, когда он отвлекался от окна, чучел становилось все больше, а те, что были раньше – приближались все ближе. Однако, когда молодой человек смотрел на них – они не шевелились, за исключением естественной реакции на ветер. Когда уйдет свет, фонарика не хватит, чтобы следить за обстановкой и как тогда они себя поведут? Достаточно ли будет просто смотреть в темноту? Они не двигаются, когда смотришь, или когда видишь? – От этих вопросов, Георгий нервно захихикал, жалея о том, что не рискнул взять велосипед и дать деру, когда чучел было меньше и их еще можно было держать все в поле зрения, сейчас же, они полукругом столпились вдоль остатков забора, молчаливо ожидая, когда настанет их час.



Закат скрылся с небосклона и с востока на небо наползала тень. Город, с его бесконечными фонарями был далеко и темнота была непроглядна. Густые облака скрывали луну, и когда Георгий уже не видел ничего кроме темноты, ото всюду, словно со всех сторон послышался шелест и хлопки от развевающейся на ветру разномастной старой одежды. Георгий не знал молитв, но, когда заскрежетала входная дверь, он попытался молиться, а затем - принялся за свою предсмертную записку.

***

Когда солнце зашло, я какое-то время светил на них из окна фонариком. Иногда, мне казалось, что под их одеждами что-то шевелится, но сказать, что конкретно я не мог. К сожалению, спустя полчаса батарейки окончательно сели. С остался один, в темноте, не зная, чего ждать, к какой опасности готовиться. И это было хуже всего. Действительно, права была та женщина. От людей, по крайней мере знаешь, чего ждать. Когда наступит утро, я попытаюсь прорваться к велосипеду. Не знаю какое сопротивление они могут мне оказать. Надеюсь, никогда не узнаю. Мама, прости что не предупредил о поездке. Люблю тебя, твой Гриша.

***


Наступило утро. За окном было пусто – только отметки на земле, где еще несколько часов стояло несколько десятков жутких живых пугал. Георгий выскочил во двор и бросился к своему велосипеду, не замечая, что куст сирени, куда он прошлым утром бросил то самое - первое пугало, казался темнее чем должно было быть.

Существо набросилось на него прежде, чем он успел среагировать или даже понять, что происходит. Тонкое, черное тело с хвостом вместо ног и с длинными сильными руками мгновенно обвило хвостом его шею, руками натягивая на лицо кусок серой ткани и с легкостью отделяя голову от остального туловища. В отростке, заменяющем существу голову открылась воронка, усеянная множеством мелких зубов, и оно жадно впилось в разорванную шею, издав голодное, напоминающее металлический скрежет урчание, а вдалеке ему в ответ заурчали множество других, таких же существ, прятавшихся под одеждами пугал. Для них это было очередной победой – ведь совсем скоро, из оторванной головы, обернутой в серую ткань и уже нанизанной на новый деревянный крест, родится их собрат, одетый в туристическую куртку камуфляжного цвета.

Алексей Румянцев 2023

Made on
Tilda