Новое поле
- Что видишь? – Мужчина, как всегда немногословный, задал вопрос стоя на краю вспаханного поля. Мальчик рядом, вместо ответа, непонимающе взглянул на отца, словно прося подсказки, но увидев выражение его лица, так и не решился произнести эту просьбу.
- Нууу… Я вижу наше поле… Нашу ферму?
- Еще?
- Ограда, потом другое, не наше – заброшенное - поле и лес. – Зная, что отец по пустякам ругаться не будет, мальчик начал говорить увереннее, не понимая, что в этой уверенности и заключается неправильность его ответа.
- Нет, сын, раз ты видишь только это, значит ты не видишь ничего. – Разочарование, прозвучавшее в этой фразе, расстроило мальчика, но он не знал, что можно.
- А что я должен был увидеть? Траву? Солнце? Небо?..
- Все вместе. Перед тобой жизнь.
Отец и сын стояли, осматривая свою землю. Холодный ветер ранней весны доносил до них запах пашни, и он не казался каким-то живым, напротив, был холодным и мертвым. Земля, взрезанная плугом, выглядела поврежденной и больной. Мальчик пригляделся, но так и не понял, о какой такой жизни говорит отец, все что он видел – темные пласты земли, неровные, сырые и уродливые.
- Лично я не вижу тут никакой жизни. – Гордо заявил он, уже готовясь услышать возражения, однако их не последовало. Отец молчал, задумчиво глядя куда-то в даль. Когда он заговорил снова, в его речи, обычно немногословной, послышались новые, прежде незнакомые мальчику нотки:
- Жизнь есть везде. Даже там, где ее быть не должно. Под полем, куда не достал плуг, живут не только насекомые. Кроты, землеройки мыши – они прячутся от нас, потому что боятся, но, когда мы уйдем – бояться им станет нечего и они вернутся, искать корни и червей – это жизнь. В том поле что за нашим, мышей еще больше. А еще зайцы, ежи, лисы, охотящиеся за ними, они вернутся на наше поле, когда пшеница станет достаточно высокой что бы укрыть их. И это – лишь то, что легко увидеть. Мы владеем этой землей. Я купил ее. Но для них – это ничего не значит. Не значило бы ничего и для поля, если бы я не заплатил за трактор и не вспахал его. Однако, если пропустить пару сезонов, поле исчезнет и тогда ничего не останется, кроме бумажки, обозначающей что это поле мое. А потом и бумажка исчезнет, а земля… Она останется. Вот почему надо чтить свое наследие. Не бросать его. Понимаешь меня?
- Мальчик не понимал.
- Ты продолжение меня. Для человека нет ничего ценнее его ребенка, потому что только дети позволяют нам жить даже после смерти. Твоя мама умерла, но часть ее живет в тебе. И я надеюсь, что, когда я умру, часть меня продолжит жить в тебе и ты продолжишь мое дело на этой ферме.
Из-за упоминания смерти, мальчику стало грустно. Он не понимал, почему отец говорит такие грустные вещи, если спрашивал его о жизни. Однако, из этого разговора он вынес другой урок: некоторая жизнь умеет хорошо прятаться.
***
«Извини что отрываю от учебы, но мне нужна твоя помощь»
«В чем дело, пап»? – Спросил я мгновенно проснувшись. Сколько себя помню, еще ни разу отец не произносил слово «помощь» таким тонном. Растерянным. Извиняющимся. Словно он испробовал все, чтобы решить проблему, но сделать это ему так и не удалось.
«Конечно, сегодня? Машину как раз забираю из сервиса и могу быть у тебя уже вечером»
«Отлично. Поторопись»
«А что случилось? Ты здоров?»
«Да, здоров, но выбраться не могу. Поторопись. Пожалуйста»
Связь оборвалась, словно обрубленная. Я попробовал перезвонить, но линия оказалась недоступной. Что значит «не могу выбраться». С этими мыслями я поспешил в автосервис.
***
Я учился в сельскохозяйственном колледже в городе и жил на съемной квартире – отец помогал с оплаты. Примерно с середины марта и до конца апреля, дорогу к ферме размывало, и я переставал ездить туда на каждый выходные, поскольку несколько раз крепко застрял в грязи. В детстве, отцу даже приходилось с привычных пикапов пересаживаться на трактор, чтобы возить меня в школу. Одноклассники иногда смеялись над этим, но я таких насмешек не понимал – если нельзя проехать на обычной машине, то чем плох трактор?
К восьми часам вечера, я уже ехал по знакомой дороге до фермы. Как ни странно, этой весной ее не размыло и это усилило мое беспокойство. Уже издалека я увидел, что в доме на ферме горели все окна – еще одна странность, отец старался не тратить электричество за зря. Я уже подъезжал к воротам, когда увидел в правое зеркало заднего вида темное пятно, лежащее на гравийной насыпи возле дороги. С замиранием сердца я остановил машину.
***
Он лежал у обочины, в нескольких сотнях метров от ворот. Одет, как всегда, в рабочий костюм и резиновые сапоги. Я подошел к телу на ватных ногах, уже зная, что это он: рабочих по весне было мало – пахать отец любил сам. Больше тут никто лежать не мог.
Перевернув тело отца на спину, я с трудом подавил крик: его лицо было искажено гримасой ужаса, хуже которой я не видел и, надеюсь, не увижу никогда. Лоб все еще блестел от пота, а на ладонях и подбородке чернела запекшаяся кровь – словно он убегал от кого-то и едва успел смягчить падение руками, когда почувствовал, что больше не может удержаться на ногах. Чуть поодаль лежала заряженная сигнальная ракетница – должно быть он выронил ее, когда падал. Несколько минут я смотрел на отца не в силах оторвать взгляд, но затем все же пересилил себя, поспешно отвернулся и вызвал по мобильному скорую помощь – к счастью, связь, к этому моменту, уже восстановили.
Следующие несколько дней предшествующие похоронам и еще несколько дней после них я помню с трудом. Лишь отдельные факты отложились в моей голове.
Диагноз банальный – инфаркт. Гримаса, скорее всего, вызвана болью. Что он делал на дороге за пределами фермы мне так никто и не объяснил, хотя городской участковый предположил, что, он, почувствовав себя плохо, решил прогуляться или поискать помощь, но не стал садиться в машину, чтобы никуда не врезаться. В пользу этой гипотезы говорило и то, что у него с собой была ракетница, и что людям в предынфарктном состоянии и правда может временно стать легче от ходьбы. Этим утром произошла авария на сотовой вышке, а значит вызвать помощь из дома он не мог.
Когда, наконец, все дела были закончены, соболезнования приняты, а поминки отмечены, я впервые осознал себя, стоящим в кабинете отца – своем кабинете, в окружении тишины и неопределенности. Он умер, я остался один. Теперь этот страх стал реальностью.
***
Я принял управление фермой спустя еще пару дней. Завещания отец не составил – не было нужды, он переписал на меня половину едва мне стукнуло восемнадцать, кроме того, я был его единственным родственником.
Отец был очень аккуратным человеком, и прочитав ежедневник и договора, которые он держал в двух раздельных папках на столе – исполненные и заключенные на будущее - я буквально за день узнал все что было необходимо для того, чтобы подготовить землю к посадкам, не упустить сбор урожая и успешно выполнить все обязательства перед городом. Все что оставалось мне – закончить пашню и следить за тем, чтобы платить нанятым рабочим так же, как раньше. «Не важно кто находится за штурвалом если курс правильный, а небо ясное». Так говорил мой отец. И у меня не было повода ему не верить.
Когда я получил свою копию документов о владении, внезапно выяснилось, что за пару дней до смерти, отец приобрел еще 4 гектара и уже начал их осваивать. Отец всегда старался скупать землю вокруг, когда открывалась такая возможность, даже если на момент покупки, у него не было ресурсов на ее обработку. «Земля – самая надежная
инвестиция, сын. Хотя бы потому, что больше ее не становится».
Первым делом, я решил закончить проект отца по освоению нового участка.
Наша ферма стояла особняком, в тридцати километрах от города, к которому примыкала единственной дорогой. Самым крупным строением на участке был дом – двухэтажная надежная постройка с большим холлом и прилегающим к нему кабинетом, где можно было принимать заказчиков, если вдруг они хотели приобрести что-то лично.
Помимо дома, на основном участке так же располагался курятник, большой амбар, совмещенный со складом, силосное хранилище, зернохранилище и несколько гостевых домов для рабочих, если вдруг им не было где остановиться в городе. За основным участком начинались поля. – Огромные, оснащенные автополивом и специализированные – каждое поле для отдельной культуры. Каждый год эти культуры меняли местами, чтобы дать земле восстановить питательные вещества.
Далеко за ними располагался хлев, яблоневый и вишневые сады, а на севере, у самого леса располагалось новое поле, приобретенное отцом – узкая, но длинная полоска земли между оградой и лесом. Этой покупкой, отец подобрался к нему вплотную. Лес полностью обступал нашу ферму по полукругу и единственной причиной, по которой его обитатели еще не съели все наши посадки был высокий сплошной забор, огораживающей все наши, вернее теперь уже мои владения, за исключением нового поля. Этим-то я и занялся в первую очередь – к счастью, счета фермы позволяли быстро разобраться со всеми оперативными задачами.
- Нууу… Я вижу наше поле… Нашу ферму?
- Еще?
- Ограда, потом другое, не наше – заброшенное - поле и лес. – Зная, что отец по пустякам ругаться не будет, мальчик начал говорить увереннее, не понимая, что в этой уверенности и заключается неправильность его ответа.
- Нет, сын, раз ты видишь только это, значит ты не видишь ничего. – Разочарование, прозвучавшее в этой фразе, расстроило мальчика, но он не знал, что можно.
- А что я должен был увидеть? Траву? Солнце? Небо?..
- Все вместе. Перед тобой жизнь.
Отец и сын стояли, осматривая свою землю. Холодный ветер ранней весны доносил до них запах пашни, и он не казался каким-то живым, напротив, был холодным и мертвым. Земля, взрезанная плугом, выглядела поврежденной и больной. Мальчик пригляделся, но так и не понял, о какой такой жизни говорит отец, все что он видел – темные пласты земли, неровные, сырые и уродливые.
- Лично я не вижу тут никакой жизни. – Гордо заявил он, уже готовясь услышать возражения, однако их не последовало. Отец молчал, задумчиво глядя куда-то в даль. Когда он заговорил снова, в его речи, обычно немногословной, послышались новые, прежде незнакомые мальчику нотки:
- Жизнь есть везде. Даже там, где ее быть не должно. Под полем, куда не достал плуг, живут не только насекомые. Кроты, землеройки мыши – они прячутся от нас, потому что боятся, но, когда мы уйдем – бояться им станет нечего и они вернутся, искать корни и червей – это жизнь. В том поле что за нашим, мышей еще больше. А еще зайцы, ежи, лисы, охотящиеся за ними, они вернутся на наше поле, когда пшеница станет достаточно высокой что бы укрыть их. И это – лишь то, что легко увидеть. Мы владеем этой землей. Я купил ее. Но для них – это ничего не значит. Не значило бы ничего и для поля, если бы я не заплатил за трактор и не вспахал его. Однако, если пропустить пару сезонов, поле исчезнет и тогда ничего не останется, кроме бумажки, обозначающей что это поле мое. А потом и бумажка исчезнет, а земля… Она останется. Вот почему надо чтить свое наследие. Не бросать его. Понимаешь меня?
- Мальчик не понимал.
- Ты продолжение меня. Для человека нет ничего ценнее его ребенка, потому что только дети позволяют нам жить даже после смерти. Твоя мама умерла, но часть ее живет в тебе. И я надеюсь, что, когда я умру, часть меня продолжит жить в тебе и ты продолжишь мое дело на этой ферме.
Из-за упоминания смерти, мальчику стало грустно. Он не понимал, почему отец говорит такие грустные вещи, если спрашивал его о жизни. Однако, из этого разговора он вынес другой урок: некоторая жизнь умеет хорошо прятаться.
***
«Извини что отрываю от учебы, но мне нужна твоя помощь»
«В чем дело, пап»? – Спросил я мгновенно проснувшись. Сколько себя помню, еще ни разу отец не произносил слово «помощь» таким тонном. Растерянным. Извиняющимся. Словно он испробовал все, чтобы решить проблему, но сделать это ему так и не удалось.
«Конечно, сегодня? Машину как раз забираю из сервиса и могу быть у тебя уже вечером»
«Отлично. Поторопись»
«А что случилось? Ты здоров?»
«Да, здоров, но выбраться не могу. Поторопись. Пожалуйста»
Связь оборвалась, словно обрубленная. Я попробовал перезвонить, но линия оказалась недоступной. Что значит «не могу выбраться». С этими мыслями я поспешил в автосервис.
***
Я учился в сельскохозяйственном колледже в городе и жил на съемной квартире – отец помогал с оплаты. Примерно с середины марта и до конца апреля, дорогу к ферме размывало, и я переставал ездить туда на каждый выходные, поскольку несколько раз крепко застрял в грязи. В детстве, отцу даже приходилось с привычных пикапов пересаживаться на трактор, чтобы возить меня в школу. Одноклассники иногда смеялись над этим, но я таких насмешек не понимал – если нельзя проехать на обычной машине, то чем плох трактор?
К восьми часам вечера, я уже ехал по знакомой дороге до фермы. Как ни странно, этой весной ее не размыло и это усилило мое беспокойство. Уже издалека я увидел, что в доме на ферме горели все окна – еще одна странность, отец старался не тратить электричество за зря. Я уже подъезжал к воротам, когда увидел в правое зеркало заднего вида темное пятно, лежащее на гравийной насыпи возле дороги. С замиранием сердца я остановил машину.
***
Он лежал у обочины, в нескольких сотнях метров от ворот. Одет, как всегда, в рабочий костюм и резиновые сапоги. Я подошел к телу на ватных ногах, уже зная, что это он: рабочих по весне было мало – пахать отец любил сам. Больше тут никто лежать не мог.
Перевернув тело отца на спину, я с трудом подавил крик: его лицо было искажено гримасой ужаса, хуже которой я не видел и, надеюсь, не увижу никогда. Лоб все еще блестел от пота, а на ладонях и подбородке чернела запекшаяся кровь – словно он убегал от кого-то и едва успел смягчить падение руками, когда почувствовал, что больше не может удержаться на ногах. Чуть поодаль лежала заряженная сигнальная ракетница – должно быть он выронил ее, когда падал. Несколько минут я смотрел на отца не в силах оторвать взгляд, но затем все же пересилил себя, поспешно отвернулся и вызвал по мобильному скорую помощь – к счастью, связь, к этому моменту, уже восстановили.
Следующие несколько дней предшествующие похоронам и еще несколько дней после них я помню с трудом. Лишь отдельные факты отложились в моей голове.
Диагноз банальный – инфаркт. Гримаса, скорее всего, вызвана болью. Что он делал на дороге за пределами фермы мне так никто и не объяснил, хотя городской участковый предположил, что, он, почувствовав себя плохо, решил прогуляться или поискать помощь, но не стал садиться в машину, чтобы никуда не врезаться. В пользу этой гипотезы говорило и то, что у него с собой была ракетница, и что людям в предынфарктном состоянии и правда может временно стать легче от ходьбы. Этим утром произошла авария на сотовой вышке, а значит вызвать помощь из дома он не мог.
Когда, наконец, все дела были закончены, соболезнования приняты, а поминки отмечены, я впервые осознал себя, стоящим в кабинете отца – своем кабинете, в окружении тишины и неопределенности. Он умер, я остался один. Теперь этот страх стал реальностью.
***
Я принял управление фермой спустя еще пару дней. Завещания отец не составил – не было нужды, он переписал на меня половину едва мне стукнуло восемнадцать, кроме того, я был его единственным родственником.
Отец был очень аккуратным человеком, и прочитав ежедневник и договора, которые он держал в двух раздельных папках на столе – исполненные и заключенные на будущее - я буквально за день узнал все что было необходимо для того, чтобы подготовить землю к посадкам, не упустить сбор урожая и успешно выполнить все обязательства перед городом. Все что оставалось мне – закончить пашню и следить за тем, чтобы платить нанятым рабочим так же, как раньше. «Не важно кто находится за штурвалом если курс правильный, а небо ясное». Так говорил мой отец. И у меня не было повода ему не верить.
Когда я получил свою копию документов о владении, внезапно выяснилось, что за пару дней до смерти, отец приобрел еще 4 гектара и уже начал их осваивать. Отец всегда старался скупать землю вокруг, когда открывалась такая возможность, даже если на момент покупки, у него не было ресурсов на ее обработку. «Земля – самая надежная
инвестиция, сын. Хотя бы потому, что больше ее не становится».
Первым делом, я решил закончить проект отца по освоению нового участка.
Наша ферма стояла особняком, в тридцати километрах от города, к которому примыкала единственной дорогой. Самым крупным строением на участке был дом – двухэтажная надежная постройка с большим холлом и прилегающим к нему кабинетом, где можно было принимать заказчиков, если вдруг они хотели приобрести что-то лично.
Помимо дома, на основном участке так же располагался курятник, большой амбар, совмещенный со складом, силосное хранилище, зернохранилище и несколько гостевых домов для рабочих, если вдруг им не было где остановиться в городе. За основным участком начинались поля. – Огромные, оснащенные автополивом и специализированные – каждое поле для отдельной культуры. Каждый год эти культуры меняли местами, чтобы дать земле восстановить питательные вещества.
Далеко за ними располагался хлев, яблоневый и вишневые сады, а на севере, у самого леса располагалось новое поле, приобретенное отцом – узкая, но длинная полоска земли между оградой и лесом. Этой покупкой, отец подобрался к нему вплотную. Лес полностью обступал нашу ферму по полукругу и единственной причиной, по которой его обитатели еще не съели все наши посадки был высокий сплошной забор, огораживающей все наши, вернее теперь уже мои владения, за исключением нового поля. Этим-то я и занялся в первую очередь – к счастью, счета фермы позволяли быстро разобраться со всеми оперативными задачами.
С бригадой строителей уже была договоренность и буквально через неделю новое поле было огорожено.
- Спасибо. – Сказал я бригадиру, расплачиваясь наличными.
- Да не за что. – Бригадир – полный мужчина лет тридцати аккуратно пересчитал банкноты и сунул их в задний карман рабочего комбинезона. – Земля там какая-то странная.
- В каком это смысле? – Спросил я, предполагая услышать об очередных валунах, которыми была усыпана вся округа. Отец объяснял это древним ледником, притащившим их сюда с гор, но легче от этого объяснения не становилось.
- Да изрыта она, как будто норами. Едва не застряли, когда бурьян провалился.
С этими словами бригадир вместе со своей бригадой уехали, оставив меня наедине с новой проблемой. Норы – это всегда проблема.
Из всех людей, работающих на ферме более-менее постоянно, по именам я знал только троих – тех, кто работал с отцом, когда я еще ходил в школу.
Первым был Семен – ровесник отца. Высокий, худой мужчина с охапкой белых как снег волос на овальной, похожей на яйцо голове. Он был мастером-комбайнером, а также неплохо разбирался в тракторных двигателях.
Второй – Эммануил. Человек помоложе, хотя тоже в годах. Бывший колхозный агроном – управлял целой бригадой и часто оставался на ферме целыми неделями, контролируя посадку, уход за всходами и уборку урожая. Он был ничем не примечателен – полный, с залысинами и курносым носом. Однако, в карманах его комбинезона всегда лежало несколько десятков леденцов – уж очень он их любил и часто делился ими со мной, когда я еще был ребенком. А еще он знал кучу анекдотов, из-за чего его все любили, а мне пришлось себя пересиливать, чтобы перестать звать его «дядя».
Третьим был Виктор. Он был ответственен за животных, в частности за забой скота. А также профессиональным охотником, однако, в этот день он заболел, поэтому, несмотря на то что помощь охотника сейчас пришлась бы кстати, пришлось обойтись только Семеном и Эммануилом. Быстро позвонив им и объяснив ситуацию, я попросил их приехать, и, пока ждал, отправился в дом за оружием. Код от оружейного шкафа отца я узнал еще в детстве, но никогда не стремился нарушить запрет и прикоснуться к оружию до тех пор, пока под присмотром отца не сдал экзамен на владение им.
Несмотря на то, что отец не был охотником, оружие на ферме было необходимо. Несмотря на ограду, несколько раз к нам на территорию пробирались лисы – воровали кур. Кроме того, близость леса грозила нападением волков, кабанов или даже лосей – во время гона. В его арсенале было четыре гладкоствольных ружья фирмы Benelli под 12 калибр на 5 патронов, несколько сигнальных ракетниц – на случай если срочно нужна помощь, а рабочие находятся на другом конце фермы, а также револьвер фирмы Chiappa – Rhino калибра .357 для самообороны. Что тут сказать, отец любил итальянское оружие
Когда Семен и Эммануил приехали, я раздал им ружья и мы втроем отправились обследовать поле. День подходил к середине и на солнце было жарко. Миновав проплешину в земле – след от перенесенного забора, мы пошли вдоль нее, внимательно оглядывая изрытую машинами почву.
- Значит, что говоришь, норы нашли? – Спросил Семен. Из-за своей вечной сигареты в зубах его речь казалось невнятной, но я, привыкший к такой манере разговора, понимал его без труда.
- Да. И большие. Бригадир сказал, что чуть не застряли.
- Это подъемным-то краном… - Присвистнул Эммануил.
- Медведь вряд ли – перебил его Семен. Слишком близко к людям, да и не роют они норы в полях, скорее овраг в лесу какой наметят. Скорее лиса или… барсук.
- Барсук – не многим лучше медведя. – Возразил я. – Умнее, и если пролезет в хлев…
- Вот он. – Эммануил остановился и ружьем указал нам куда смотреть: недалеко от забора, на самом краю колеи, проделанной подъемным краном, в земле, сквозь бурьян и остатки прошлогодней травы, был виден глубокий темный провал. От одного взгляда на него мне стало не по себе. Я словно физически ощутил, как кто-то настороженно смотрит на меня из этой непроглядной темноты и этот взгляд мне не понравился.
- Размерчик и правда, прям медвежий. – Заметил Семен. – Что делать будем, шеф?
- Проверим. – Отозвался я.
Я не был охотником, но, бывал на охоте и знал с какой стороны держать ружье. Вынув из рюкзака осветительную шашку из отцовских запасов, припасенные специально для отпугивания медведей (оружие их могло и не остановить, а вот огонь – действовал безотказно), я чиркнул запалом, размахнулся и изо всех сил кинул ее в глубь норы. Эммануил и Семен как по команде вскинул ружья. Яркий свет шашки, слепящий даже на солнце, с шипением осветил нору зловещим оранжевым светом, вырвав из мрака покатые своды искусственной пещеры с глубокими следами когтей на стенах. Нора уходила вглубь почвы, света хватало едва ли на треть всей норы.
- Глубоко ушел, зараза.
- Оставлять так нельзя. – Отрезал я. – Теперь он на территории, забора нет, если оттуда кто-то вылезет, то утром можем не досчитаться части животных.
- Так может закопаем? – Предложил Эммануил. – Подгоним грузовик с гравием. Как раз на днях пара тонн приехала для ремонта дороги после паводков…
Эта идея показалась мне здравой и я дал на нее добро.
Ближе к вечеру, когда вместо глубокой норы на поле красовалась ровная гравийная площадка, я, наконец, убрал ружья, отпустил работников по домам, и пошел спать. В тот момент я был уверен, что проблема с норой решена и уже завтра можно будет отправить плуг на новую пашню – благо нора была у забора и засыпанная, больше ничем не мешала. Однако, уже в два часа ночи я понял, что был не прав.
Моя спальня находилась недалеко от отцовской – на втором этаже с окнами по обеим сторонам так, что я мог видеть и дорогу, и лес, просто поворачивая голову. На ночь я занавешивал шторы, что бы раннее солнце не будило меня раньше времени: коров мы не держали, поэтому необходимости вставать слишком рано не было.
Неожиданный звук вырвал меня из сна так быстро, что я не сразу смог понять по какой причине проснулся. Лежа в тишине, я вслушивался в скрипы старого дома, силясь понять от чего так бешено стучит сердце и вот, спустя еще пару минут, крик повторился: чудовищно громкий, протяжный, нечеловеческий.
Я быстро вскочил с кровати и взял с полки ружье, которое по какой-то причине так и не отнес обратно в сейф, хотя, все же, после дневных приключений и разрядил его. Дрожащими руками отправляя патрон за патроном в зарядник я старался определить направление звука и приходил к неутешительному выводу – он звучит со стороны норы. Наконец, передернув затвор и сняв предохранитель, я подошел к окну, смотрящему в сторону леса и аккуратно приоткрыл штору.
В сумерках раннего утра поле казалось черным. Однако, несмотря на это, я видел чернота эта неоднородна. Что-то происходило – какое-то движение среди теней, неразборчивое, хаотичное, но совершенно точно существующее – не просто шевеление едва проросшей травы на ветру.
Бинокля у меня не было, но, зато, была ракетница. Быстро сбегав к оружейному сейфу и снарядив ракетницу, я вернулся к окну и, наскоро прицелившись, отправил ракету по дуге так, чтобы она приземлилась в том месте.
Яркая вспышка слепящего света осветила поле, пока ракета неторопливо летела по воздуху. В этом неверном свете я и увидел Это. Нечто, сидящее на краю уничтоженной норы на задних лапах. Тощее, человекоподобное существо вскинуло голову, внимательно наблюдая за приближающимся сигнальным патроном. В его круглых, как у кошки, глазах белый свет ракеты приобретал алый оттенок. Внезапно, взгляд существа скользнул мимо ракеты и нащупал меня, словно ощутив то, что я рассматриваю его. Бледное, поразительно напоминающее человеческое лицо, морда ощерилась, и я снова услышал этот тягучий пронзительный крик, от которого меня всего пробрало могильным холодом. Вырвавшись из оцепенения, я вскинул ружье и выстрелил в существо, надеясь, что тяжелый пулевой патрон если не попадет в него с такого расстояния, то хотя бы напугает. Но этого не произошло. Услышав выстрел, существо быстро вскочило на ноги, сделало длинный прыжок в сторону и так же, длинными прыжками унеслось в сторону хлева – за пределы моего обзора – не к лесу и не вперед – словно понимая как работает огнестрельное оружие.
Тяжело дыша, я опустился на пол, все еще сжимая в руках ружье. Ракетница валялась на полу – я не помнил, как отбросил ее, целясь в этого ужасного монстра.
***
Мне потребовалось несколько минут на то, чтобы взять револьвер и зарядить его. Он был удобнее ружья и куда точнее. У отца не было охотничьих патронов под этот калибр, но должно было хватить и обычных – жаль что только 6 в барабане…
На улице воцарилась тишина, свойственная еще нерожденному утру. Зная, что существо крутится где-то поблизости, что оно разумно и боится света, я решил, как и отец в тот роковой вечер, зажечь весь свет, который был в доме. Закончив с этим делом, я вернулся в кабинет отца и снова, с маниакальной настойчивостью принялся обыскивать его стол в надежде на хоть какую-то подсказу.
Дневников отце не вел, однако, в нижнем ящике его стола я обнаружил не подходящую к его интересам книгу-справочник охотника и свежую книгу про исследования приматов (отец был старомоден и предпочитал печатные книги интернету). Раскрыв ее и быстро пролистав, на последних страницах для заметок я обнаружил длинный список телефонных номеров, написанный отцом от руки и такие же рукописные заметки, сделанные им, судя по всему, во время многочисленных телефонных разговоров.
«Безусловно разумна, но агрессивна. Близко не подпускает, прячется. Рост около полутора метров. Шерсть длинная, но редкая. Кожа светлая, может быть серая – не ясно. Передние конечности сильные, приспособленные к подземному образу жизни. Ночной охотник. Ворует кур. Уже украла шесть».
«Выходит по ночам. Понимает, что я слежу, дразнит, но прячется при попытке контакта. Вчера подошла близко к дому».
«Убила барана. Просто свернула шею. Без повода. Есть не стала. Кажется, месть за то, что подходил к норе».
- Боже мой. Мы же ее закопали. – Подумал я и продолжил чтение.
«Попробовал договориться – принес пару кур. Вроде приняла, к хлеву и курятне больше не подходит».
«Днем попробовал посветить в нору. Кажется там потомство – какой-то писк. Утром две убитых овцы. Намалевала их кровью что-то на полу. Письменность?»
- Письменность? Папа, о чем ты…
«Зря я подошел так близко. Она не успокаивается. Принесенных кур разорвала и разбросала по участку. Забор не помеха – перелезает».
«Отключилась связь. Каждый раз, когда я выхожу из дома, вижу ее в тенях. Ждет вечера.»
«Ломилась в дверь. Включил весь свет – вроде бы отпугнуло. Едет сын, нужно встретить, иначе не знаю, что может произойти. Надеюсь, яркий свет поможет ее отпугнуть».
На этом записи закончились, а я все никак не мог поверить в то, что только что прочитал. «Разумна» - что за бред… Однако, отец был не из тех, кто поддается безумным фантазиям. Конечно, он писал это для себя, однако надписи кровью, месть…
Внезапное озарение заставило меня вскочить из-за стола. Мы зарыли ее нору. Если потомство было внутри, а у норы не было второго выхода, то крики этой ночью могли означать только одно.
Внезапный треск, раздавшийся на улице прервал мои размышления. Свет замигал и погас. Уличную темноту за окном разгоняли искры летящие из щитка, из которого торчала загнанная в него на половину длины доска, вырванная из ограды.
Входная дверь в дом затряслась от сильнейшего удара. Казалось, весь дом заходил ходуном. Другого выхода не было. Дрожащими руками, я крепче сжал револьвер и вышел на лестницу, чтобы сверху лучше видеть холл. Если не попаду шесть раз, будет еще шанс успеть поднять ружье.
Еще один удар и я увидел, как входная дверь распахнулась, осыпая пол вихрем мелких щепок. Первый выстрел осветил коридор, выхватив из темноты высокую тощую фигуру. Кажется, вспышка стала для нее неожиданностью – промедление в полсекунды дало мне шанс выстрелить еще дважды прежде, чем она в два прыжка добралась до лестницы. Червертый выстрел я сделал почти в упор уже видя, как огромная рука, с мощными сухожилиями и длинными, как ножи когтями несется к моему горлу. Удар – и темнота.
***
Я очнулся от того, что кто-то сунул мне под нос ватку с нашатырем. Это был Виктор. Промаявшись весь прошлый день от любопытства – какую такую нору мы нашли на участке - он переборол болезнь и все же приехал ко мне. Увидел выломанную дверь и, несмотря на очевидный риск для жизни, он вошел и обнаружил меня – без сознания, с опухшей от удара шеей, синяками от падения с лестницы, но хотя бы живого.
Существо, в свете выглядящее как огромная бледная обезьяна, если бы обезьяны были приспособлены к жизни под землей, лежало возле меня, прошитая четырьмя выстрелами. Она ударила меня уже будучи при смерти и только это и спасло мне жизнь.
Виктор настаивал на том, чтобы мы похоронили ее где-нибудь за оградой и больше никогда о ней не вспоминали. Потому что, как говорил мой отец, «некоторым тайнам место в могиле».
Теперь, каждую ночь я смотрю из окна в сторону леса – мы похоронили существо возле ее же норы. Мне показалось это справедливым.
Оно было матерью, потомство которой мы, по незнанию, убили. А если была мать, значит должен быть и отец. И до тех пор, пока я не похороню его рядом с ними, я не смогу спать спокойно.
Алексей Румянцев
2024
- Спасибо. – Сказал я бригадиру, расплачиваясь наличными.
- Да не за что. – Бригадир – полный мужчина лет тридцати аккуратно пересчитал банкноты и сунул их в задний карман рабочего комбинезона. – Земля там какая-то странная.
- В каком это смысле? – Спросил я, предполагая услышать об очередных валунах, которыми была усыпана вся округа. Отец объяснял это древним ледником, притащившим их сюда с гор, но легче от этого объяснения не становилось.
- Да изрыта она, как будто норами. Едва не застряли, когда бурьян провалился.
С этими словами бригадир вместе со своей бригадой уехали, оставив меня наедине с новой проблемой. Норы – это всегда проблема.
Из всех людей, работающих на ферме более-менее постоянно, по именам я знал только троих – тех, кто работал с отцом, когда я еще ходил в школу.
Первым был Семен – ровесник отца. Высокий, худой мужчина с охапкой белых как снег волос на овальной, похожей на яйцо голове. Он был мастером-комбайнером, а также неплохо разбирался в тракторных двигателях.
Второй – Эммануил. Человек помоложе, хотя тоже в годах. Бывший колхозный агроном – управлял целой бригадой и часто оставался на ферме целыми неделями, контролируя посадку, уход за всходами и уборку урожая. Он был ничем не примечателен – полный, с залысинами и курносым носом. Однако, в карманах его комбинезона всегда лежало несколько десятков леденцов – уж очень он их любил и часто делился ими со мной, когда я еще был ребенком. А еще он знал кучу анекдотов, из-за чего его все любили, а мне пришлось себя пересиливать, чтобы перестать звать его «дядя».
Третьим был Виктор. Он был ответственен за животных, в частности за забой скота. А также профессиональным охотником, однако, в этот день он заболел, поэтому, несмотря на то что помощь охотника сейчас пришлась бы кстати, пришлось обойтись только Семеном и Эммануилом. Быстро позвонив им и объяснив ситуацию, я попросил их приехать, и, пока ждал, отправился в дом за оружием. Код от оружейного шкафа отца я узнал еще в детстве, но никогда не стремился нарушить запрет и прикоснуться к оружию до тех пор, пока под присмотром отца не сдал экзамен на владение им.
Несмотря на то, что отец не был охотником, оружие на ферме было необходимо. Несмотря на ограду, несколько раз к нам на территорию пробирались лисы – воровали кур. Кроме того, близость леса грозила нападением волков, кабанов или даже лосей – во время гона. В его арсенале было четыре гладкоствольных ружья фирмы Benelli под 12 калибр на 5 патронов, несколько сигнальных ракетниц – на случай если срочно нужна помощь, а рабочие находятся на другом конце фермы, а также револьвер фирмы Chiappa – Rhino калибра .357 для самообороны. Что тут сказать, отец любил итальянское оружие
Когда Семен и Эммануил приехали, я раздал им ружья и мы втроем отправились обследовать поле. День подходил к середине и на солнце было жарко. Миновав проплешину в земле – след от перенесенного забора, мы пошли вдоль нее, внимательно оглядывая изрытую машинами почву.
- Значит, что говоришь, норы нашли? – Спросил Семен. Из-за своей вечной сигареты в зубах его речь казалось невнятной, но я, привыкший к такой манере разговора, понимал его без труда.
- Да. И большие. Бригадир сказал, что чуть не застряли.
- Это подъемным-то краном… - Присвистнул Эммануил.
- Медведь вряд ли – перебил его Семен. Слишком близко к людям, да и не роют они норы в полях, скорее овраг в лесу какой наметят. Скорее лиса или… барсук.
- Барсук – не многим лучше медведя. – Возразил я. – Умнее, и если пролезет в хлев…
- Вот он. – Эммануил остановился и ружьем указал нам куда смотреть: недалеко от забора, на самом краю колеи, проделанной подъемным краном, в земле, сквозь бурьян и остатки прошлогодней травы, был виден глубокий темный провал. От одного взгляда на него мне стало не по себе. Я словно физически ощутил, как кто-то настороженно смотрит на меня из этой непроглядной темноты и этот взгляд мне не понравился.
- Размерчик и правда, прям медвежий. – Заметил Семен. – Что делать будем, шеф?
- Проверим. – Отозвался я.
Я не был охотником, но, бывал на охоте и знал с какой стороны держать ружье. Вынув из рюкзака осветительную шашку из отцовских запасов, припасенные специально для отпугивания медведей (оружие их могло и не остановить, а вот огонь – действовал безотказно), я чиркнул запалом, размахнулся и изо всех сил кинул ее в глубь норы. Эммануил и Семен как по команде вскинул ружья. Яркий свет шашки, слепящий даже на солнце, с шипением осветил нору зловещим оранжевым светом, вырвав из мрака покатые своды искусственной пещеры с глубокими следами когтей на стенах. Нора уходила вглубь почвы, света хватало едва ли на треть всей норы.
- Глубоко ушел, зараза.
- Оставлять так нельзя. – Отрезал я. – Теперь он на территории, забора нет, если оттуда кто-то вылезет, то утром можем не досчитаться части животных.
- Так может закопаем? – Предложил Эммануил. – Подгоним грузовик с гравием. Как раз на днях пара тонн приехала для ремонта дороги после паводков…
Эта идея показалась мне здравой и я дал на нее добро.
Ближе к вечеру, когда вместо глубокой норы на поле красовалась ровная гравийная площадка, я, наконец, убрал ружья, отпустил работников по домам, и пошел спать. В тот момент я был уверен, что проблема с норой решена и уже завтра можно будет отправить плуг на новую пашню – благо нора была у забора и засыпанная, больше ничем не мешала. Однако, уже в два часа ночи я понял, что был не прав.
Моя спальня находилась недалеко от отцовской – на втором этаже с окнами по обеим сторонам так, что я мог видеть и дорогу, и лес, просто поворачивая голову. На ночь я занавешивал шторы, что бы раннее солнце не будило меня раньше времени: коров мы не держали, поэтому необходимости вставать слишком рано не было.
Неожиданный звук вырвал меня из сна так быстро, что я не сразу смог понять по какой причине проснулся. Лежа в тишине, я вслушивался в скрипы старого дома, силясь понять от чего так бешено стучит сердце и вот, спустя еще пару минут, крик повторился: чудовищно громкий, протяжный, нечеловеческий.
Я быстро вскочил с кровати и взял с полки ружье, которое по какой-то причине так и не отнес обратно в сейф, хотя, все же, после дневных приключений и разрядил его. Дрожащими руками отправляя патрон за патроном в зарядник я старался определить направление звука и приходил к неутешительному выводу – он звучит со стороны норы. Наконец, передернув затвор и сняв предохранитель, я подошел к окну, смотрящему в сторону леса и аккуратно приоткрыл штору.
В сумерках раннего утра поле казалось черным. Однако, несмотря на это, я видел чернота эта неоднородна. Что-то происходило – какое-то движение среди теней, неразборчивое, хаотичное, но совершенно точно существующее – не просто шевеление едва проросшей травы на ветру.
Бинокля у меня не было, но, зато, была ракетница. Быстро сбегав к оружейному сейфу и снарядив ракетницу, я вернулся к окну и, наскоро прицелившись, отправил ракету по дуге так, чтобы она приземлилась в том месте.
Яркая вспышка слепящего света осветила поле, пока ракета неторопливо летела по воздуху. В этом неверном свете я и увидел Это. Нечто, сидящее на краю уничтоженной норы на задних лапах. Тощее, человекоподобное существо вскинуло голову, внимательно наблюдая за приближающимся сигнальным патроном. В его круглых, как у кошки, глазах белый свет ракеты приобретал алый оттенок. Внезапно, взгляд существа скользнул мимо ракеты и нащупал меня, словно ощутив то, что я рассматриваю его. Бледное, поразительно напоминающее человеческое лицо, морда ощерилась, и я снова услышал этот тягучий пронзительный крик, от которого меня всего пробрало могильным холодом. Вырвавшись из оцепенения, я вскинул ружье и выстрелил в существо, надеясь, что тяжелый пулевой патрон если не попадет в него с такого расстояния, то хотя бы напугает. Но этого не произошло. Услышав выстрел, существо быстро вскочило на ноги, сделало длинный прыжок в сторону и так же, длинными прыжками унеслось в сторону хлева – за пределы моего обзора – не к лесу и не вперед – словно понимая как работает огнестрельное оружие.
Тяжело дыша, я опустился на пол, все еще сжимая в руках ружье. Ракетница валялась на полу – я не помнил, как отбросил ее, целясь в этого ужасного монстра.
***
Мне потребовалось несколько минут на то, чтобы взять револьвер и зарядить его. Он был удобнее ружья и куда точнее. У отца не было охотничьих патронов под этот калибр, но должно было хватить и обычных – жаль что только 6 в барабане…
На улице воцарилась тишина, свойственная еще нерожденному утру. Зная, что существо крутится где-то поблизости, что оно разумно и боится света, я решил, как и отец в тот роковой вечер, зажечь весь свет, который был в доме. Закончив с этим делом, я вернулся в кабинет отца и снова, с маниакальной настойчивостью принялся обыскивать его стол в надежде на хоть какую-то подсказу.
Дневников отце не вел, однако, в нижнем ящике его стола я обнаружил не подходящую к его интересам книгу-справочник охотника и свежую книгу про исследования приматов (отец был старомоден и предпочитал печатные книги интернету). Раскрыв ее и быстро пролистав, на последних страницах для заметок я обнаружил длинный список телефонных номеров, написанный отцом от руки и такие же рукописные заметки, сделанные им, судя по всему, во время многочисленных телефонных разговоров.
«Безусловно разумна, но агрессивна. Близко не подпускает, прячется. Рост около полутора метров. Шерсть длинная, но редкая. Кожа светлая, может быть серая – не ясно. Передние конечности сильные, приспособленные к подземному образу жизни. Ночной охотник. Ворует кур. Уже украла шесть».
«Выходит по ночам. Понимает, что я слежу, дразнит, но прячется при попытке контакта. Вчера подошла близко к дому».
«Убила барана. Просто свернула шею. Без повода. Есть не стала. Кажется, месть за то, что подходил к норе».
- Боже мой. Мы же ее закопали. – Подумал я и продолжил чтение.
«Попробовал договориться – принес пару кур. Вроде приняла, к хлеву и курятне больше не подходит».
«Днем попробовал посветить в нору. Кажется там потомство – какой-то писк. Утром две убитых овцы. Намалевала их кровью что-то на полу. Письменность?»
- Письменность? Папа, о чем ты…
«Зря я подошел так близко. Она не успокаивается. Принесенных кур разорвала и разбросала по участку. Забор не помеха – перелезает».
«Отключилась связь. Каждый раз, когда я выхожу из дома, вижу ее в тенях. Ждет вечера.»
«Ломилась в дверь. Включил весь свет – вроде бы отпугнуло. Едет сын, нужно встретить, иначе не знаю, что может произойти. Надеюсь, яркий свет поможет ее отпугнуть».
На этом записи закончились, а я все никак не мог поверить в то, что только что прочитал. «Разумна» - что за бред… Однако, отец был не из тех, кто поддается безумным фантазиям. Конечно, он писал это для себя, однако надписи кровью, месть…
Внезапное озарение заставило меня вскочить из-за стола. Мы зарыли ее нору. Если потомство было внутри, а у норы не было второго выхода, то крики этой ночью могли означать только одно.
Внезапный треск, раздавшийся на улице прервал мои размышления. Свет замигал и погас. Уличную темноту за окном разгоняли искры летящие из щитка, из которого торчала загнанная в него на половину длины доска, вырванная из ограды.
Входная дверь в дом затряслась от сильнейшего удара. Казалось, весь дом заходил ходуном. Другого выхода не было. Дрожащими руками, я крепче сжал револьвер и вышел на лестницу, чтобы сверху лучше видеть холл. Если не попаду шесть раз, будет еще шанс успеть поднять ружье.
Еще один удар и я увидел, как входная дверь распахнулась, осыпая пол вихрем мелких щепок. Первый выстрел осветил коридор, выхватив из темноты высокую тощую фигуру. Кажется, вспышка стала для нее неожиданностью – промедление в полсекунды дало мне шанс выстрелить еще дважды прежде, чем она в два прыжка добралась до лестницы. Червертый выстрел я сделал почти в упор уже видя, как огромная рука, с мощными сухожилиями и длинными, как ножи когтями несется к моему горлу. Удар – и темнота.
***
Я очнулся от того, что кто-то сунул мне под нос ватку с нашатырем. Это был Виктор. Промаявшись весь прошлый день от любопытства – какую такую нору мы нашли на участке - он переборол болезнь и все же приехал ко мне. Увидел выломанную дверь и, несмотря на очевидный риск для жизни, он вошел и обнаружил меня – без сознания, с опухшей от удара шеей, синяками от падения с лестницы, но хотя бы живого.
Существо, в свете выглядящее как огромная бледная обезьяна, если бы обезьяны были приспособлены к жизни под землей, лежало возле меня, прошитая четырьмя выстрелами. Она ударила меня уже будучи при смерти и только это и спасло мне жизнь.
Виктор настаивал на том, чтобы мы похоронили ее где-нибудь за оградой и больше никогда о ней не вспоминали. Потому что, как говорил мой отец, «некоторым тайнам место в могиле».
Теперь, каждую ночь я смотрю из окна в сторону леса – мы похоронили существо возле ее же норы. Мне показалось это справедливым.
Оно было матерью, потомство которой мы, по незнанию, убили. А если была мать, значит должен быть и отец. И до тех пор, пока я не похороню его рядом с ними, я не смогу спать спокойно.
Алексей Румянцев
2024
