Хорошая мать
- Я не хочу спать без света!
Резкий, детский и от того особенно раздражающий крик молотом ударил в виски, вызывая еще один тяжелый, как прилив, приступ головной боли. Мария уже много лет страдала мигренями, но та, что началась пару часов назад, казалось, побила все возможные рекорды. Если бы существовал конкурс на самую сильную головную боль… Впрочем, Мария уже давно не мыслила такими категориями, поскольку старалась не думать вообще. Глубокая, непрекращающаяся полностью даже в редкие минуты облегчения, тупая ноющая боль охватывала ее внимание целиком, не оставляя место ни для желаний, ни даже для иронии. Кричал Тема - ее трехлетний сын. Он продолжал кричать даже когда она вошла в его комнату и включила свет, а он стоял перед ней на своей кровати в голубой пижаме, с плюшевым зайцем в правой руке. Прежде чем злые слова прорвались наружу, Мария успела плотно сжать челюсть, выпустив наружу лишь еле слышное шипение. В конечном счете, она считала себя хорошей матерью. Быть может не лучшей, но уж точно не той, что срывается на своего ребенка без особой причины.
- Ладно. - Чуть громче чем хотелось, прошептала Мария. - Я оставлю ночник, но ты сейчас же ляжешь и замолчишь!
Влажное от пота и слез лицо Тема подрагивало, но, кажется, он понимал, что попытка выторговать предложение получше может привести к неприятностям.
- Прости, мамуля... Я боюсь... без света, когда ты уходишь... - Новая порция слез покатилась по лицу малыша, но он больше не кричал и Мария, крепко зажмурив глаза, заставила себя это не заметить.
- Ничего, спи.
Включив ночник на столе, заранее приобретенном сыну для будущих домашних заданий, она выключила верхний свет, и вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь. Забыла поцеловать - вспомнила она, но возвращаться не хотелось. Чем сильнее казалась боль, тем большее отвращение в ней вызывал запах детской комнаты и она спешила покинуть ее прежде, чем отвращение превратится в еще одну вспышку гнева, ведь она по-прежнему была хорошей матерью. Не смотря на то, что сын ночевал у нее всего два три раза в месяц, проводя остальное время, у дедушки с бабушкой, комната все-равно пахла чем-то приторно-сладким, вязнущим на зубах, словно куски отвратительной липкой, сладкой ваты. Мария ненавидела этот запах.
Несколько шагов разделяли детскую и кухню, где на одной из покрытых крошками и кусочками фольги от оберток полок лежал вожделенный блистер ибупрофена. Слегка пошатываясь, и перешагивая через тут и там разбросанные прямо по полу вещи: ботинки, зонтик, игрушки и прочий хлам, Мария добралась до кухни, выдавила сразу три 500-миллиграммовые таблетки себе на ладонь и залпом, не запивая, проглотила их, после чего, тяжело уселась на стул, слегка стукнувшись спиной о жесткую спинку. Как она оказалась здесь? Когда головная боль становилась особенно невыносимой, этот вопрос всплывал в ее голове чаще всех остальных.
Типичная пятиэтажка на воображаемой границе спального района Москвы когда-то представлялась Марии пределом мечтаний. Она родилась в деревне, недалеко от Вологды, в которой провела все детство, ухаживая за животными и целым выводком своих младших братьев и сестер. В попытках выбраться оттуда, она потратила молодость, бегая из общежития в университет, а из университета на работу, чтобы накопить на сколь-нибудь длительную аренду комнаты в черте города. Три года назад она встретила своего будущего мужа, от которого впоследствии родила, и вот, казалось бы, это оно - счастье. Но в какой-то миг все изменилось. Казавшаяся когда-то огромной трехкомнатная квартира уже не кажется огромный. Хуже того, она сжимается день ото дня. Из-за ребенка карьера застопорилась, а муж начал месяцами ездить по командировкам, по его словам, чтобы заработать на квартиру побольше, но прогресса видно не было, зато появилось недоверие, усиливающееся с каждой новой нелепой отговоркой о важности его работы. Обычное счастье превратилось в такой же обычный кошмар. Мария начала ненавидеть своего мужа, все сильнее, день ото дня. Фактически отдала сына на воспитание его родителям, чтобы почаще оставаться одной, но и это не помогало.
Так как же я оказалась здесь, и буду ли я здесь всегда? - размышляла она, и не находила утешения в неоднозначном ответе, потому что никому не дано видеть будущее, а вид настоящего ее угнетал: время утекало сквозь ладони, не оставляя на них ни пылинки, о которой хотелось бы помнить.
Сын возвращался домой только когда возвращался муж. Эта традиция зародилась сама - собой и, как и всякая традиция, она вызывала у Марии одно лишь раздражение. В этот раз Тема приехал чуть раньше положенного - в пятницу. По общепринятой формулировке, это раннее возвращение состоялось чтобы сын мог помочь маме подготовиться к возвращающемуся из почти двухмесячной командировки отцу. Однако, на самом деле, и все понимали это, потому, что родители мужа устали заниматься ребенком вместо родителей. Мария с ужасом ожидала возвращения супруга, поезд которого пребывал в воскресенье, потому что это означало, что в понедельник сын никуда не уедет, отобрав тем самым даже те мизерные крохи свободы, которые у нее остались. Но даже не отсутствие свободы и перспектив пугало Марию сильнее всего. Главная проблема заключалась в том, что когда Тема был рядом, она не могла спать.
Бессонница захватывала ее всецело, а когда зыбкий сон все же сбрасывал ее в бездну забвения, Тема непременно просыпался и начинал звать ее, кричать или просто шуметь. Это происходило так часто раньше и повторялось теперь, что сон стал для нее невозможным, в постоянном ожидании, что ее вот-вот разбудят, она ворочалась с боку на бок всю ночь напролет и вставала с первыми лучами серого Московского рассвета.
Вынув из кармана пачку сигарет и зажигалку, Мария закурила и, не дожидаясь того как начнет опадать пепел, не глядя потянулась к окну за пепельницей, которая, в последнее время, стала для нее единственным решением жизненных проблем. Пепел на ее донышке гас и вместе с ними гасли эмоции, страх отступал и на его место приходила блаженная пустота, секунды которой казались единственным стоящим моментом в жизни. На этот раз пепельницы на подоконнике не оказалось, вместо нее, пальцы женщины царапнули лишь густой, пропитанный дымом, воздух. Всхлипнув, она сбросила пепел на пол и, наконец, убедила себя оглянуться. Левая рука, в которой она держала сигарету, уже почти зажила - лишь небольшая неровность кожи в том месте, куда она приложила горящую сигарету перед прошлым приездом Темы давало о себе знать некрасивым белым клеймом. Сейчас она касалась пустого, если не считать пыли, подоконника. Тишина, прерываемая еле слышным гудением холодильника осуждающе смотрела на то, как на поверхности линолеума расплываются уродливые горелые пятна.
Вскоре, взгляд Марии нашарил пропавшую пепельницу. Притаившись, среди огромного множества пустых и полупустых бутылок, пепельница стояла на холодильнике. Маленький металлический чертик, сидевший на одном из ее металлических боков и служивший удобной ручкой, насмешливо посматривал на свою нерадивую хозяйку, искавшую его там, где его не было. Встав и убедившись в том, что наказания в виде очередной вспышки боли не последует, Мария быстро взяла пепельницу, затушила успевший прогореть до фильтра окурок и с подозрением осмотрела пропажу.
В последнее время, такое происходило действительно часто. Два замка на двери - Мария редко запирала их одновременно, но несколько раз возвращаясь домой обнаруживала, что заперт не тот замок, который, как она помнила, был заперт с утра. Вещи меняли свое месторасположения и того чаще: мыло, пудра, ручки, тетрадки... В квартиру заходил кто-то кроме нее? Или она просто забыла, какой замок был заперт? - Вопрос без ответа всегда превращается в риторический.
Прокурив до часа ночи и окончательно выбившись из сил, Мария забралась в кровать и прикрыла глаза. Всю прошлую ночь она не смогла урвать и минуты сна, но сейчас, усталость, кажется, наконец побеждала и грезы постепенно заполняли ее мысленный взор жуткими и беспокойными видениями. Она знала, что это ненадолго, но она не спала уже два дня и даже десять минут дадут ее уставшему мозгу больше отдыха чем вся прошлая ночь проведенная в компании вечно исчезающей пепельницы.
Удар грома сотряс хрупкие пластиковые окна. Дешевая "хрустальная" люстра задребезжала еле слышно - словно спросоня и уже через секунду успокоилась, но Мария уже проснулась и рывком встала на ноги, одновременно запахиваясь в толстый бархатный халат. Спина отозвалась неприятной болью, как и всегда при таком резком подъеме. - Мне уже тридцать. - Непрошенная мысль мелькнула быстрее, чем она успела ее остановить, а еще через секунду, до Марии дошла главная причина пробуждения: конечно же, Тема проснулся и плакал. Он боялся грозы истеричным, безумны страхом, и его глупая, до отвращения детская реакция, заставляла Марию скрежетать зубами от бессильной злобы.
- Я здесь милый! - Крикнула она когда очередной раскат грома унесся за горизонт. - Я уже иду!
Споткнувшись об одинокий ботинок, стоящий посреди комнаты, женщина дошла до детской спальни и, не успев коснуться двери, всем телом ощутила, как в ее объятья влетел сын. Машинально обхватив его и поглаживая по голове, она ощутила резкий запах его пота.
- Ничего-ничего, дорогой, это просто дождик, он тебя не обидит. Внутреннее отвращение побеждало и она быстро отстранила ребенка от себя, удерживая его руками за плечи, но и не отпуская - потому что так положено поступать хорошей матери.
- Чего ты опять испугался? - Спросила она как можно ласковее, хотя, очевидность ответа бесила ее еще сильнее чем необходимость задавать этот глупый вопрос.
- С-свет п-погас. - Ответил мальчик.
- Ну ничего, милый, это же просто свет. Я тут. Мама рядом.
Его заикания, ах да - еще и эта проблема. Воспитатели настаивали на запись к детскому логопеду, что означало еще одну непосильную для их семьи трату. Но если он продолжит заикаться к окончанию школы, то с выпуском наверняка возникнут проблемы, да что там, не факт что его примут даже в армию! А жить с ним дольше его совершеннолетия - от этой мысли потом покрывалась уже сама Мария.
Невольный смешок прорвался сквозь плотно сжатые челюсти и Мария чуть не заплакала от облегчения, потому что Тема не мог читать ее мысли.
- Ничего, милый. У мамы есть фонарик.
Проводив сына обратно в кровать, она подняла сброшенное на пол одеяло и хорошенько встряхнула его. Внезапный громкий стук чуть не заставил ее сердце остановиться: из складок одеяла на пол выпал мобильный телефон.
- Ты брал мой телефон? - Спокойным тоном спросила Мария, прикусив губу чуть сильнее, чем следовало той, кто не злится на своего вороватого ребенка.
- Н-нет. Я-я не брал, ты сама забыла, наверное... Н-на кровати.
- Да, может быть.
"В любом случае, аппарат запаролен" - решила она не усугублять скандалом ночь.
Отдав сыну фонарик, который всегда хранила недалеко от детской, и посоветовав больше не шуметь, Мария вернулась к своей кровати. Телефон был разряжен - значит сама оставила, да, мелкий врунишка?! Подключив устройство к зарядке и включив, Мария сняла блокировку и зашла в интернет-историю. Убедившись, что ничего лишнего там не появилось, она принялась по привычке скидывать старые фотографии в архив: не смотря на сухость и резь в глазах, сонливость не приходила, оставляя место для одной лишь пустой и неопределенной тревоги. Сердце тяжело билось о ребра в ожидании следующего крика сына. Ведь он не даст ей спать. Никогда не давал.
Муж утверждал, что их сын спит просто прекрасно, Мария завидовала ему - его фантазии, или лжи, чему угодно - на его выбор.
Случайно ткнув на значок видео галереи, Мария уже потянулась к кнопке закрытия приложения, когда ее палец замер, так и не дойдя до кнопки. Она никогда не пользовалась телефоном как камерой, но вся галерея была забита видео. У них не было названий, только даты создания. Последняя дата была сегодняшней. Чувствуя дурноту от зачастившего еще сильнее сердца, Мария нажала на кнопку воспроизведения. Экран затопила темнота.
Это был Тема. Он сидел укутанный одеялом, словно древнегреческий поэт тогой, и направив свет вспышки на себя, давился от слез. Одной рукой, он зажимал свой разинутый от ужаса рот, словно не давая крику вырваться наружу, а второй рукой вытирал слезы. Кажется, он не собирался включать запись, ему нужен был только свет, но пользоваться телефоном он не умел и оставил все так как есть, слишком напуганный чтобы позвать на помощь.
Происходило что-то еще. Широко распахнув глаза, Мария, наконец, увидела, из-за чего кричал ее сын: это была не гроза. Какое-то едва-различимое движение: у него за спиной - появилась третья рука - взрослая, скрюченная, дрожащая. Тонкий круглый шрам от сигаретного ожога отчетливо выделялся на пергаментно-белой коже. Она тянулась к горлу Артема, обхватывала, но не сжимала, словно играясь. Раздался звук заряжающегося телефона, а еще через секунду камера выключилась.
Мария вскочила. Вырвав телефон из зарядки и отбросив в сторону, словно ядовитую змею, она с ужасом смотрела на свою правую руку со шрамом, сжимая и разжимая ее, словно не веря в то, что все еще может ей управлять.
- Мамочка? - На пороге комнаты, сжимая в дрожащих руках плюшевого зайца, стоял Тема. - Это ты?
- Да, дорогой, конечно я...
- Зачем ты убила меня, мамочка?
В коридоре зазвонил звонок. Муж вернулся, а сын исчез. Голова женщины кружилась все сильнее, глаза закатились - еще один день бессонницы завершился, и она упала на пол, уступая сознание чему-то совершенно иному. Губы Марии расползлись в нечеловеческой, жуткой ухмылке: последние остатки разума бывшей хозяйки этого тела сгорели в огне безумия. Она, наконец, освободилась, как всегда и мечтала.
- Иду-иду! - Крикнула она, вынимая из кухонного ящика длинный нож для разделки мяса, когда звонок в дверь повторился. Прежде она была хорошей мамой. Настала пора побыть хорошей женой.
Резкий, детский и от того особенно раздражающий крик молотом ударил в виски, вызывая еще один тяжелый, как прилив, приступ головной боли. Мария уже много лет страдала мигренями, но та, что началась пару часов назад, казалось, побила все возможные рекорды. Если бы существовал конкурс на самую сильную головную боль… Впрочем, Мария уже давно не мыслила такими категориями, поскольку старалась не думать вообще. Глубокая, непрекращающаяся полностью даже в редкие минуты облегчения, тупая ноющая боль охватывала ее внимание целиком, не оставляя место ни для желаний, ни даже для иронии. Кричал Тема - ее трехлетний сын. Он продолжал кричать даже когда она вошла в его комнату и включила свет, а он стоял перед ней на своей кровати в голубой пижаме, с плюшевым зайцем в правой руке. Прежде чем злые слова прорвались наружу, Мария успела плотно сжать челюсть, выпустив наружу лишь еле слышное шипение. В конечном счете, она считала себя хорошей матерью. Быть может не лучшей, но уж точно не той, что срывается на своего ребенка без особой причины.
- Ладно. - Чуть громче чем хотелось, прошептала Мария. - Я оставлю ночник, но ты сейчас же ляжешь и замолчишь!
Влажное от пота и слез лицо Тема подрагивало, но, кажется, он понимал, что попытка выторговать предложение получше может привести к неприятностям.
- Прости, мамуля... Я боюсь... без света, когда ты уходишь... - Новая порция слез покатилась по лицу малыша, но он больше не кричал и Мария, крепко зажмурив глаза, заставила себя это не заметить.
- Ничего, спи.
Включив ночник на столе, заранее приобретенном сыну для будущих домашних заданий, она выключила верхний свет, и вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь. Забыла поцеловать - вспомнила она, но возвращаться не хотелось. Чем сильнее казалась боль, тем большее отвращение в ней вызывал запах детской комнаты и она спешила покинуть ее прежде, чем отвращение превратится в еще одну вспышку гнева, ведь она по-прежнему была хорошей матерью. Не смотря на то, что сын ночевал у нее всего два три раза в месяц, проводя остальное время, у дедушки с бабушкой, комната все-равно пахла чем-то приторно-сладким, вязнущим на зубах, словно куски отвратительной липкой, сладкой ваты. Мария ненавидела этот запах.
Несколько шагов разделяли детскую и кухню, где на одной из покрытых крошками и кусочками фольги от оберток полок лежал вожделенный блистер ибупрофена. Слегка пошатываясь, и перешагивая через тут и там разбросанные прямо по полу вещи: ботинки, зонтик, игрушки и прочий хлам, Мария добралась до кухни, выдавила сразу три 500-миллиграммовые таблетки себе на ладонь и залпом, не запивая, проглотила их, после чего, тяжело уселась на стул, слегка стукнувшись спиной о жесткую спинку. Как она оказалась здесь? Когда головная боль становилась особенно невыносимой, этот вопрос всплывал в ее голове чаще всех остальных.
Типичная пятиэтажка на воображаемой границе спального района Москвы когда-то представлялась Марии пределом мечтаний. Она родилась в деревне, недалеко от Вологды, в которой провела все детство, ухаживая за животными и целым выводком своих младших братьев и сестер. В попытках выбраться оттуда, она потратила молодость, бегая из общежития в университет, а из университета на работу, чтобы накопить на сколь-нибудь длительную аренду комнаты в черте города. Три года назад она встретила своего будущего мужа, от которого впоследствии родила, и вот, казалось бы, это оно - счастье. Но в какой-то миг все изменилось. Казавшаяся когда-то огромной трехкомнатная квартира уже не кажется огромный. Хуже того, она сжимается день ото дня. Из-за ребенка карьера застопорилась, а муж начал месяцами ездить по командировкам, по его словам, чтобы заработать на квартиру побольше, но прогресса видно не было, зато появилось недоверие, усиливающееся с каждой новой нелепой отговоркой о важности его работы. Обычное счастье превратилось в такой же обычный кошмар. Мария начала ненавидеть своего мужа, все сильнее, день ото дня. Фактически отдала сына на воспитание его родителям, чтобы почаще оставаться одной, но и это не помогало.
Так как же я оказалась здесь, и буду ли я здесь всегда? - размышляла она, и не находила утешения в неоднозначном ответе, потому что никому не дано видеть будущее, а вид настоящего ее угнетал: время утекало сквозь ладони, не оставляя на них ни пылинки, о которой хотелось бы помнить.
Сын возвращался домой только когда возвращался муж. Эта традиция зародилась сама - собой и, как и всякая традиция, она вызывала у Марии одно лишь раздражение. В этот раз Тема приехал чуть раньше положенного - в пятницу. По общепринятой формулировке, это раннее возвращение состоялось чтобы сын мог помочь маме подготовиться к возвращающемуся из почти двухмесячной командировки отцу. Однако, на самом деле, и все понимали это, потому, что родители мужа устали заниматься ребенком вместо родителей. Мария с ужасом ожидала возвращения супруга, поезд которого пребывал в воскресенье, потому что это означало, что в понедельник сын никуда не уедет, отобрав тем самым даже те мизерные крохи свободы, которые у нее остались. Но даже не отсутствие свободы и перспектив пугало Марию сильнее всего. Главная проблема заключалась в том, что когда Тема был рядом, она не могла спать.
Бессонница захватывала ее всецело, а когда зыбкий сон все же сбрасывал ее в бездну забвения, Тема непременно просыпался и начинал звать ее, кричать или просто шуметь. Это происходило так часто раньше и повторялось теперь, что сон стал для нее невозможным, в постоянном ожидании, что ее вот-вот разбудят, она ворочалась с боку на бок всю ночь напролет и вставала с первыми лучами серого Московского рассвета.
Вынув из кармана пачку сигарет и зажигалку, Мария закурила и, не дожидаясь того как начнет опадать пепел, не глядя потянулась к окну за пепельницей, которая, в последнее время, стала для нее единственным решением жизненных проблем. Пепел на ее донышке гас и вместе с ними гасли эмоции, страх отступал и на его место приходила блаженная пустота, секунды которой казались единственным стоящим моментом в жизни. На этот раз пепельницы на подоконнике не оказалось, вместо нее, пальцы женщины царапнули лишь густой, пропитанный дымом, воздух. Всхлипнув, она сбросила пепел на пол и, наконец, убедила себя оглянуться. Левая рука, в которой она держала сигарету, уже почти зажила - лишь небольшая неровность кожи в том месте, куда она приложила горящую сигарету перед прошлым приездом Темы давало о себе знать некрасивым белым клеймом. Сейчас она касалась пустого, если не считать пыли, подоконника. Тишина, прерываемая еле слышным гудением холодильника осуждающе смотрела на то, как на поверхности линолеума расплываются уродливые горелые пятна.
Вскоре, взгляд Марии нашарил пропавшую пепельницу. Притаившись, среди огромного множества пустых и полупустых бутылок, пепельница стояла на холодильнике. Маленький металлический чертик, сидевший на одном из ее металлических боков и служивший удобной ручкой, насмешливо посматривал на свою нерадивую хозяйку, искавшую его там, где его не было. Встав и убедившись в том, что наказания в виде очередной вспышки боли не последует, Мария быстро взяла пепельницу, затушила успевший прогореть до фильтра окурок и с подозрением осмотрела пропажу.
В последнее время, такое происходило действительно часто. Два замка на двери - Мария редко запирала их одновременно, но несколько раз возвращаясь домой обнаруживала, что заперт не тот замок, который, как она помнила, был заперт с утра. Вещи меняли свое месторасположения и того чаще: мыло, пудра, ручки, тетрадки... В квартиру заходил кто-то кроме нее? Или она просто забыла, какой замок был заперт? - Вопрос без ответа всегда превращается в риторический.
Прокурив до часа ночи и окончательно выбившись из сил, Мария забралась в кровать и прикрыла глаза. Всю прошлую ночь она не смогла урвать и минуты сна, но сейчас, усталость, кажется, наконец побеждала и грезы постепенно заполняли ее мысленный взор жуткими и беспокойными видениями. Она знала, что это ненадолго, но она не спала уже два дня и даже десять минут дадут ее уставшему мозгу больше отдыха чем вся прошлая ночь проведенная в компании вечно исчезающей пепельницы.
Удар грома сотряс хрупкие пластиковые окна. Дешевая "хрустальная" люстра задребезжала еле слышно - словно спросоня и уже через секунду успокоилась, но Мария уже проснулась и рывком встала на ноги, одновременно запахиваясь в толстый бархатный халат. Спина отозвалась неприятной болью, как и всегда при таком резком подъеме. - Мне уже тридцать. - Непрошенная мысль мелькнула быстрее, чем она успела ее остановить, а еще через секунду, до Марии дошла главная причина пробуждения: конечно же, Тема проснулся и плакал. Он боялся грозы истеричным, безумны страхом, и его глупая, до отвращения детская реакция, заставляла Марию скрежетать зубами от бессильной злобы.
- Я здесь милый! - Крикнула она когда очередной раскат грома унесся за горизонт. - Я уже иду!
Споткнувшись об одинокий ботинок, стоящий посреди комнаты, женщина дошла до детской спальни и, не успев коснуться двери, всем телом ощутила, как в ее объятья влетел сын. Машинально обхватив его и поглаживая по голове, она ощутила резкий запах его пота.
- Ничего-ничего, дорогой, это просто дождик, он тебя не обидит. Внутреннее отвращение побеждало и она быстро отстранила ребенка от себя, удерживая его руками за плечи, но и не отпуская - потому что так положено поступать хорошей матери.
- Чего ты опять испугался? - Спросила она как можно ласковее, хотя, очевидность ответа бесила ее еще сильнее чем необходимость задавать этот глупый вопрос.
- С-свет п-погас. - Ответил мальчик.
- Ну ничего, милый, это же просто свет. Я тут. Мама рядом.
Его заикания, ах да - еще и эта проблема. Воспитатели настаивали на запись к детскому логопеду, что означало еще одну непосильную для их семьи трату. Но если он продолжит заикаться к окончанию школы, то с выпуском наверняка возникнут проблемы, да что там, не факт что его примут даже в армию! А жить с ним дольше его совершеннолетия - от этой мысли потом покрывалась уже сама Мария.
Невольный смешок прорвался сквозь плотно сжатые челюсти и Мария чуть не заплакала от облегчения, потому что Тема не мог читать ее мысли.
- Ничего, милый. У мамы есть фонарик.
Проводив сына обратно в кровать, она подняла сброшенное на пол одеяло и хорошенько встряхнула его. Внезапный громкий стук чуть не заставил ее сердце остановиться: из складок одеяла на пол выпал мобильный телефон.
- Ты брал мой телефон? - Спокойным тоном спросила Мария, прикусив губу чуть сильнее, чем следовало той, кто не злится на своего вороватого ребенка.
- Н-нет. Я-я не брал, ты сама забыла, наверное... Н-на кровати.
- Да, может быть.
"В любом случае, аппарат запаролен" - решила она не усугублять скандалом ночь.
Отдав сыну фонарик, который всегда хранила недалеко от детской, и посоветовав больше не шуметь, Мария вернулась к своей кровати. Телефон был разряжен - значит сама оставила, да, мелкий врунишка?! Подключив устройство к зарядке и включив, Мария сняла блокировку и зашла в интернет-историю. Убедившись, что ничего лишнего там не появилось, она принялась по привычке скидывать старые фотографии в архив: не смотря на сухость и резь в глазах, сонливость не приходила, оставляя место для одной лишь пустой и неопределенной тревоги. Сердце тяжело билось о ребра в ожидании следующего крика сына. Ведь он не даст ей спать. Никогда не давал.
Муж утверждал, что их сын спит просто прекрасно, Мария завидовала ему - его фантазии, или лжи, чему угодно - на его выбор.
Случайно ткнув на значок видео галереи, Мария уже потянулась к кнопке закрытия приложения, когда ее палец замер, так и не дойдя до кнопки. Она никогда не пользовалась телефоном как камерой, но вся галерея была забита видео. У них не было названий, только даты создания. Последняя дата была сегодняшней. Чувствуя дурноту от зачастившего еще сильнее сердца, Мария нажала на кнопку воспроизведения. Экран затопила темнота.
Это был Тема. Он сидел укутанный одеялом, словно древнегреческий поэт тогой, и направив свет вспышки на себя, давился от слез. Одной рукой, он зажимал свой разинутый от ужаса рот, словно не давая крику вырваться наружу, а второй рукой вытирал слезы. Кажется, он не собирался включать запись, ему нужен был только свет, но пользоваться телефоном он не умел и оставил все так как есть, слишком напуганный чтобы позвать на помощь.
Происходило что-то еще. Широко распахнув глаза, Мария, наконец, увидела, из-за чего кричал ее сын: это была не гроза. Какое-то едва-различимое движение: у него за спиной - появилась третья рука - взрослая, скрюченная, дрожащая. Тонкий круглый шрам от сигаретного ожога отчетливо выделялся на пергаментно-белой коже. Она тянулась к горлу Артема, обхватывала, но не сжимала, словно играясь. Раздался звук заряжающегося телефона, а еще через секунду камера выключилась.
Мария вскочила. Вырвав телефон из зарядки и отбросив в сторону, словно ядовитую змею, она с ужасом смотрела на свою правую руку со шрамом, сжимая и разжимая ее, словно не веря в то, что все еще может ей управлять.
- Мамочка? - На пороге комнаты, сжимая в дрожащих руках плюшевого зайца, стоял Тема. - Это ты?
- Да, дорогой, конечно я...
- Зачем ты убила меня, мамочка?
В коридоре зазвонил звонок. Муж вернулся, а сын исчез. Голова женщины кружилась все сильнее, глаза закатились - еще один день бессонницы завершился, и она упала на пол, уступая сознание чему-то совершенно иному. Губы Марии расползлись в нечеловеческой, жуткой ухмылке: последние остатки разума бывшей хозяйки этого тела сгорели в огне безумия. Она, наконец, освободилась, как всегда и мечтала.
- Иду-иду! - Крикнула она, вынимая из кухонного ящика длинный нож для разделки мяса, когда звонок в дверь повторился. Прежде она была хорошей мамой. Настала пора побыть хорошей женой.
Алексей Румянцев
2019
