- И в окончании последнего дня учебного года, мне хотелось бы напомнить всем, что великий успех нашей страны в будущем, зависит от ваших успехов сегодня.
Невысокий, полный от природы, но при этом необычайно суетливый председатель учебного совета смотрелся на сцене естественно и говорил свою речь с уверенностью, свойственную опытным ораторам. Возможно, именно из-за этого, несмотря на активность выступающего, всех присутствующих в актовом зале безномерной школы, выстроенной специально для детей военных, клонило в сон.

За окном буйным цветом пылал июнь: огромные мясистые листья кленов, высаженных по периметру вокруг школы, надежно защищали аудиторию от прямых солнечных лучей, но, увы, не от горячего воздуха, нагретого асфальтом военных полигонов и медленно текущего внутрь сквозь открытые настежь окна.

Георгий стоял во втором ряду. Вообще-то он мог бы стоять и в третьем, но из-за роста лишь чуть ниже среднего его всегда ставили вторым, от чего свежего воздуха ему доставалось существенно меньше.

Когда речь оратора достигла естественной кульминации, Георгий думал о рыбалке – своей давней страсти и близость открытого окна в этот момент манила на улицу сильнее, чем стоявшая в первом ряду староста по имени Света.
- И имейте в виду! - Продолжал председатель. - Вы все дети офицеров и ваше поведение должно быть образцово-показательным в том числе за пределами школы. Те, кто не получит ни одного дисциплинарного взыскания до конца июля, август проведут в летнем лагере. И это - все, что я хотел вам сказать этим прекрасным утром. Ура, товарищи!
- Ура, ура, ура! - Дружно отозвалась аудитория. Многие от души улыбались, осознавая, что это последняя лекция, другие обеспокоенно шептались с друзьями, рассчитывая
свои шансы поехать в лагерь. Георгий поспешил на выход.

Внезапный толчок в плечо заставил мальчика пошатнуться от неожиданности.
- С дороги, балда.
Манерно пошаркивая, сквозь толпу детей пробирался Леонид - высокий, красивый черноволосый юноша, по слухам генеральский сын. Он двигался в сторону противоположную от выхода, не обращая внимания на тех, кто поменьше и с вызовом оглядываясь на выпускников, к небольшой группе старост, дающих наставления дежурным. Проводив Леонида взглядом, Георгий тоже заметил старось, и у него закололо под сердцем: там стояла Света. Красивая 15-летняя девушка с родинкой в форме сердца на щеке и глупыми завитками волос у ушей, в аккуратном белом переднике и коричневой, старательно-выглаженной юбке.

- Не обращай внимания, Жорж, отсохнут, никуда не денутся. - Костя, друг Георгия,
обладавший мистической способностью оказываться в самых неожиданных местах в
самый неподходящий момент, подошел незаметно и отследив взгляд приятеля,
сочувственно покачал головой.
- Пока что все-равно ничего не поделать. Да и надо ли? Нас с тобой ждет
лагерь, а его, я слышал, отец не отпустит - его командируют куда-то что ли…
- Не врешь? - Поразился Георгий. - И на его бледном, покрытом юношескими прыщами лице запылал румянец от внезапной и неприкрытой радости.
- Конечно не вру. - Серьезно ответил Костя. - Разве можно врать другу в его день
рождения. Кстати! Комично взмахнув руками, он быстро расстегнул портфель и выудил оттуда три огромных ароматических свечи, изготовленных им вручную из пчелиного воска: у его дедушки была своя пасека. Это было довольно странное увлечение, за которое он долгое время расплачивался бесконечной чередой насмешек от одноклассников, однако, когда они подросли, а у девчонок появилась настоящая страсть к этим странным, пахнущим цветами и корицей символам романтики о насмешках забыли, а Костя стал чуть ли не самым популярным мальчиком в школе, за исключением, может быть, Леонида.
- Это тебе. – Серьезно сказал он. - Знаю что тебе они не очень нравятся, но Светка будет в восторге, я гарантирую.
Костя любил делать подарки и восхищение в глазах благодарного друга порадовали его как ничто другое этим жарким летом 1990 года.

День рождения Георгия шел как обычно. Мама, известная своей выпечкой, испекла пироги, а отец - скромный прапорщик, Геннадий Иванович - высокий, только начавший отращивать живот мужчина, выглядящий в пятьдесят на все сорок лет, преподнес сыну новую складную удочку, приобретенную им у друга который “часто ездит за границу по разным чемоданным делам”.
Когда праздничный ужин был съеден, он встал и со свойственным ему серьезным видом подошел к сыну.
- Ну что, молодой человек, 15 лет - срок да?
- Да папа.
- Улыбнулся Георгий, замечая, как сквозь суровую маску военного проглядывает
юношеская озорная ухмылка. - Еще бы не быть самым младшим в классе...
- Тем не менее. - Прервал его отец. - Ты свой подарок загадал заранее… Но увы… - Улыбка Георгий погасла. - Я… - Глаза защипало, от предстоящего разочарования. - Не смог отказать тебе в нем и теперь нам придется быть сдержаннее в наших расходах.
С радостным криком мальчик бросился на шею к отцу. Через секунду, в его руках, в красивом зеленом чехле покоилась складная удочка с удобной механической катушкой. Как и все военные, Геннадий Иванович не терпел всякой ненужной мишуры и никогда не заворачивал свои подарки, хотя Жора и подозревал, что дело тут не столько в принципах, сколько в экономии.

- Завтра пойдешь рыбачить - позови друзей и будь осторожней – хочу, как вернусь со стрельб, показать тебе, как рыбачат настоящие офицеры.
- А разве прапорщик офицер? - Усомнился Жора, восхищенно осматривая гибкое складное удилище из тонких телескопических трубочек, подогнанных так точно, что между ними не было и намека на ненужный зазор.
- Ты что себе позволяешь? - Наполовину шуточно, наполовину серьезно вспылил отец. -
Сам-то и до рядового не дослужился!

***

Поднявшись ни свет ни заря и вооружившись новенькой удочкой, первым делом мальчик посмотрел в окно: ни облачка. Яркое летнее солнце, едва поднявшись над горизонтом еще не успело как следует раскалиться, поэтому в воздухе витала приятная прохлада. Далеко-далеко на горизонте, сквозь неровную застройку военного городка проглядывал лес. Озеро “Синее” располагалось далеко - почти в шести километрах от города, за лесом. Когда-то на его месте был песчаный карьер, но однажды, когда рывшие его рабочие наткнулись на подземные ключи, его затопило, из-за чего образовался шириной водоем, в который впоследствии заселили карасей, лещей, окуней и еще бог-весть какую живность.

Несмотря на холодную ключевую воду, рыбе в этом озере понравилось и вскоре ее стало можно ловить чуть ли не руками, если бы у кого возникло желание промерзнуть до самых костей даже в самый разгар лета.

В этот раз Георгий решил пойти один - еще не уверенный, как ловко дастся ему новая снасть. Натренируюсь и позову Костю - решил он. Собрался, взял пару пирожков с капустой, оставшихся с прошлого вечера, в дорогу, и вышел на улицу. Еще не вошедшее в зенит солнце приятно грело спину. Не прошло и часа, когда он добрался до леса после чего, на большое шоссе, свернул, чтобы обойти карьеры и выйти к дальней стороне водоема - туда, куда обычно никто кроме него не ходил. На душе было легко и весело, впереди перед ним призрачно маячила необъятная неопределенность только что начавшихся летних каникул и это радовало его ничуть не меньше долгожданной свободы от уроков, приказов учителей и терзаний по Свете, которая, за целый месяц в лагере, наверняка забудет о своем Леониде, а там - кто его знает, может и согласится пойти с ним на выпускной был?

Спустя полтора часа, разложив снасти на берегу озера и съев первый пирожок в качестве завтрака, мальчик вынул из кармана шедшие в комплекте с удочкой крюки, загнанные для безопасности в кусок пробки и не без удовольствия отметил, как весело играет солнце на их стальных нержавеющих и бесконечно острых гранях. Быстро насобирав личинок каких-то жуков из-под ближайшего пня, мальчик расположился на небольшом холме, круто обрывающимся у воды - несмотря на погоду, у самого берега было холодно и всякий раз, когда беспокойный ветер тянул с озера мелкие брызги воды, мальчик ежился, жалея о том, что не взял с собой куртку.
Закинув крючок с нанизанной на него личинкой как можно дальше и закрепив колышками удочку на земле, он сел рядом, направив внимательный взгляд на яркий красный поплавок.
-
Так-так-так. - Спокойный, манерный голос Леонида, раздавшийся где-то позади,
заставил мальчика, не ожидавшего компании, подскочить, не удержать равновесие и плюхнуться обратно на траву, нелепо раскинув ноги.
Довольно оскалившись, Леонид подходил со стороны обратной той, откуда пришел Жора.
Должно быть он уже обошел озеро несколько раз и, судя по распахнутой,
пропитанной потом и запыленной школьной куртке, настроение у него было ни к
черту.
- Чего тебе надо? - Справившись с непослушными ногами, Георгий, наконец, поднялся, готовый встретить врага во всеоружии. - Ты же с отцом должен был уехать?
Улыбка Леонида угасла, но вскоре вспыхнула вновь - злее чем прежде. - Я остался. Светка, кстати, тоже. Что, завидуешь, сморчек?
Краска, ударившая в лицо Георгия, смешала мысли и он не ответил, исподлобья смотря на стоящего напротив Леонида. Он был куда выше, красивее и увереннее него - настоящий подросток, возвышавшийся над нескладным сыном прапорщика как башня.
Георгию очень хотелось ударить его, за все, за страх, за Свету, за унижение, но он не мог - ему было страшно и этот страх тоже был унизителен.
- О, новая удочка?
Чувствую себя полным хозяином положения, Леонид подошел вплотную, вальяжно осматриваясь. Обнаружив последний пирожок на полотенце, он поднял его вместе с ним, завернул и положил себе в карман.
- Не против угостить старого друга? - подмигнул он Георгию. - Так что, новая?
- Не особо. - Соврал мальчик. В том году подарили.
- А, ну так она тебе, наверное, не нужна?
- Усмехнувшись, Леонид потянулся к колышкам, намереваясь вынуть удочку из упора,
но Георгий оказался быстрее, выхватив отцовский подарок прямо у него из-под носа.
В воздухе мелькнул крючок, поймавший солнечный блик. Личинка пропал, не выдержав рывка или была съедена до того особенно ловкой рыбкой.
- Нет, она моя!
- А если отберу, моей будет?
Внезапное озарение стало для Георгия молнией среди ясного неба, такой очевидной, но прежде скрытой от него всей той мишурой, которую Леонид вешал на себя: всегда такой чистый и выглаженный, на короткой ноге с учителями, но держащийся отдельно от всех остальных.
- Ты врешь!
- Что ты сказал? - прошипел Леонид и его глаза опасно сузились, не предвещая мальчику
ничего хорошего. – Думаешь сможешь помешать мне ее забрать?
- Нифига ты не сын генерала, ты подброшенный, как эти, с войны… Сын полка! Детдомовец! Крадешь пирожки и шляешься по улице что бы не сидеть в казарме!
- А может я просто так хочу? – спросил Леонид, но в его голосе не было
прежней снисходительности - осталась одна только жгучая ненависть. Шагнув к Георгию, он быстро замахнулся для удара. Георгий среагировал инстинктивно, отмахнувшись от врага тем единственным что было у него в руках. Леска свистнула в воздухе и, обернувшись вокруг головы мальчишки ударила поплавком ему в лоб. С ужасом, словно в замедленной съемке наблюдая за траекторией оставшейся лески, Георгий зажмурился, не желая видеть того, что произойдет дальше. Снова поймав солнечный зайчик, в воздухе блеснул, маленький латунный крючок, ускоряясь, по мере того как леска становилась короче. Сделав последний оборот, он свистнул в воздухе и с неприятным влажным звуком воткнулся Леониду в глаз. Отпрянув, Леонид взревел от боли и ярости, одним движением срывая с себя леску, но крючок, словно живой, ускользнул ему под веко, с каждым движением погружаясь все глубже и глубже.
- Подожди, я помогу! - Крикнул испуганный своим поступком Георгий, прежде чем
броситься на помощь, но сильный удар ногой в живот остановил его с полушага,
сведя все мышцы в одном болезненном судорожном спазме. Леонид метался из стороны в сторону, стараясь вытащить крюк и уже кричал во все горло. По его лицу текла кровь. Сделав несколько шагов назад, изо всех сил стараясь вздохнуть, Георгий не замечал, как приближается к краю своего холма, опасно нависающего над озером. “Что же скажет папа…” - подумал он прежде, чем земля ушла у него из-под ног.
Сильный удар о воду и громкий как выстрел всплеск оглушил его. Георгий почувствовал, как ледяные струи ключевой воды цепями сковывают тело, не давая пошевелиться. Тяжелая как свинец, холодная как снег и прозрачная как стекло, вода обхватила его. «Тону, надо оттолкнуться от дна». Георгий умел плавать, и любил это делать прежде, но только не в этом озере. Его недаром называли “Синее”, подразумевая не только цвет безупречно-чистой воды. Жора не ощутил, как коснулся дна, лишь легкий толчок, сотрясший все его одеревеневшее тело дал понять, что это его последний шанс. Увы, вместо хорошего бодрого толчка, все чего ему удалось добиться своими сведенными судорогой ногами - приподняться на несколько метров вверх и так и застыть, между дном и поверхностью - близко и в то же время бесконечно далеко от столь необходимого ему воздуха. Солнце, с трудом пробиваясь сквозь поднятую муть, становясь все дальше и дальше, пока не исчезло окончательно. Воздух закончился и Георгий вдохнул воду уже не ощущая страха, лишь изумление, смешанное с наивной детской обидой - “Неужели это конец?”. Но вскоре и эта обида угасла.

Темнота, тем временем, становилась все гуще. Зверский холод исчез, тело мальчика, сперва тяжелое, непослушное и неподвижное, внезапно исчезло и то, что осталось от его сознание потянуло куда-то, куда – он не знал. Темный коридор тянул его, давил все сильнее, пока тьма не разверзлась неимоверно яркой вспышкой света и что-то огромное, вырвало его наружу, в огромную, белоснежную, но почему-то перевернутую вверх тормашками комнату. Георгия окружали люди в белых халатах и масках. Они были невероятно огромными. Один их них, кажется, самый главный, без труда поднял Георгия за ноги одной рукой и ощутимо хлопнул по спине свободной, от чего, мальчик закричал, удивляясь самому себе. Вместо своего знакомого с детства голоса, он услышал детский младенческий вопль. “Этого не может быть”, подумал он. Постарался произнести вслух, но губы не слушались. Попробовал оглядеться, но каждое движение давалось с огромным трудом – голова едва качалась из стороны в сторону.

Тем временем, огромный человек, аккуратно завернул его в одеяло и положил на небольшой, покрытый белой бумагой стол.
- Три ровно, здоровяк. Поздравляю мама, у вас мальчик.
И тогда Георгий заплакал. Горько, навзрыд и на сей раз совершенно не стесняясь своей слабости. Он был младенцем, а значит никто не станет над этим смеяться.

Первые несколько дней заволокло пеленой бесконечной усталости. Беспокойный сон,
наполненный яркими, безумными видениями из рыб, насекомых и вспышек света,
заменили собой мысли о той совершенно невероятной ситуации, в которой он
оказался. Воспитанный в советских традициях, Георгий прежде не думал о смерти,
смеясь вместе с отцом над дикими верованиями своей бабушки, которая, когда они
к ней приезжали, иногда рассказывала о рае и аде с грешниками и праведниками,
которых судил мудрый и справедливый Бог. Однако даже бабушка не рассказывала о том, что можно родиться вновь…

Зрение почти не работало. После первого шока, перевернутый мир казался слишком ярким, резким на расстоянии пары сантиметров от глаз и мутным на любом другом. Самые простые мысли отнимали слишком много сил, и мальчик вновь проваливался в сон, из которого его могло вывести лишь чувство голода. И тогда, не имея сил говорить, он снова плакал.


Как же, должно быть, плохо его настоящей матери сейчас? - Думал он. А отцу? Сколько времени прошло? Нашли ли они его тело? Послать бы им весточку, объяснить, что…
Чувство времени отсутствовало, однако, после нескольких бутылочек с вкусной молочной жижей, его снова взяли на руки и отнесли в палату к новой маме - яркому пятну, на фоне других ярких пятен. Он понял это по звуку радости, который издало пятно, и, каким-то образом по запаху в палате. Он казался неуловимо знакомым, но загадка откуда продержалась не долго.
Оказавшись на руках и с отвращением отказавшись от предпринятой попытки
кормления, Георгий с внезапным ужасом, узнал голос своей одноклассницы Светы.
- Ну что ты, не упрямься, тебе нужно поесть, чтобы быть сильным…
Неимоверным усилием воли, Георгий сосредоточился и заставил глаза сфокусироваться на женщине, державшей его сейчас – без сомнений, это была Света, но сильно старше, чем когда он видел ее в последний раз. Та же родинка на щеке, те же глупо завивающиеся у ушей волосы. Мальчик не умел точно определять возраст, но ей было никак не меньше тридцати - тонкая сеть мелких морщинок в уголках глаз и бледная кожа, покрытая еле-заметной сеточкой вен, выдавали ее с головой.
- Он посмотрел на меня! - Восхищенно засмеялась Света. - Это я, малыш, твоя мама!
Смех был заразителен, и Гриша инстинктивно засмеялся в ответ, почувствовав сильный и ничем не объяснимый прилив радости. Однако, даже смеясь и радуясь, он твердо решил, что есть он будет только из бутылочки.

Поездка до нового дома прошла в сонном забытии, как и несколько последующих дней, недель или даже месяцев. В памяти отложился лишь большой салон просторной машины неизвестной Жоре модели, просторная кровать с бортами и удивительный танец планет, летящих над ней и уносящий мальчика в еще более глубокую бездну сна. Все это происходящее казалось странным сном, с той лишь разницей, что раз за разом он вновь и вновь просыпался, оставаясь в нем.

Лицо новой мамы отпечаталось в памяти, становясь все отчетливее и глубже с каждым разом, когда она склонялась над колыбелью Георгия и теперь она уже не казалось такой странной как прежде: не соответствующей прежним воспоминаниям. Зрение становилось лучше, и Георгий уже с трудом помнил какой она была прежде. Впрочем, такой мальчик полюбил ее еще сильнее и в какие-то моменты, казалось даже начинал получать удовольствие от своего нового пусть и беспомощного положения.


Путешествуя на руках матери по своему новому дому, Георгий постепенно узнавал все больше об этом новом незнакомом мире. Светина квартира казалось гигантской -
целых три комнаты, каждая из которых была больше той квартиры, в которой
ютилась прежняя его семья. Особенно поразила Жору мебель - белоснежная,
лишенная узоров, простая, но в то же время безупречно-красивая, как и сама
хозяйка! Мир изменился в лучшую сторону. - Решил тогда Георгий. Возможно, наступила та эпоха, о которой им рассказывали в школе. Не изменилась, впрочем, страсть Светы к свечкам. Ими было уставлено все: кухня, подоконники, даже на полу кое-где лежали еще не распакованные коробки со свечками.

- Сынок, ну почему ты плачешь, ты голодный? - ворковала Света, стараясь отвлечь Георгия странной ярко-оранжевой погремушкой в форме лисьей мордочки. Маленькие
прозрачные глаза, с черными шариками внутри метались слева направо, от чего
игрушка казалась живой и пугающей. Однако, дело было не в игрушке, мальчик и
сам не мог сказать почему он постоянно плачет, настроение, в прежней его жизни
предсказуемое и понятное в своих причинах, менялась со скоростью пули, от
радостного до тоскливо-подавленного и мальчик давно перестал даже пытаться
сдерживать так и стремящиеся наружу эмоции, самозабвенно поддавшись животным
импульсам своего нового тела.

- Сегодня из командировки возвращается папа, не надо плакать, ты ведь скучаешь по папе? О своем новом папе Георгий до сих пор не думал. Мысль что Света вышла замуж вызывала горькие чувства, однако голос матери успокаивал, и он замолчал, бессмысленно уставившись на вывешенные над кроватью планеты. Странно, их было всего восемь, тот, кто придумал эту игрушку, забыл про плутон или просто решил, что дети все-равно не заметят ошибки.


В кармане матери зазвонил телефон и она, отложив погремушку отошла в другой конец комнаты чтобы ответить. Этот новый мир был совсем не похож на тот, в котором жил Георгий, но то, что коммунизм привел их страну к невероятному техническому прогрессу одновременно и радовало, и поражало его.

- Иду, сейчас открою - сказала Света в устройство и вышла из детской.
Борясь с вновь подбирающимся к нему приступом сна, Жора не без труда повернул
голову в сторону приоткрытой двери
- Ну и где же наш пучеглазый уродец? - до боли знакомые интонации пробили пелену
еще до того, как дверь в детскую полностью раскрылась и в комнату зашел Леонид с некрасиво-раздвоенной радужкой на правом глазу, но все еще вполне узнаваемый.
- Ну не называй его так. - Смеясь укорила его Света. - Все ведь такими были.
- Ой, простите меня, Георгий Леонидович, не хотел вас обидеть.
- Так-то лучше. - удовлетворенно вздохнула Света.
«Даже убив, продолжаешь издеваться» - Подумал Жора. «Назвал меня моим же именем» В голове странным образом прояснилось, в памяти всплыли подробности их последней встречи и он с ненавистью посмотрел на врага.
- Он узнал тебя, смотри, смотрит! - Радостно засмеялась Света.

Протянув свои огромные, неловкие руки к ребенку, мужчина поднял его из кроватки подмышки.
- Точно надо в цирк уродцев. - Заключил он. - весь в меня.
- Убью. - Попытался ответить Жора, но язык и связки отказались исполнить приказ так, как надо, продемонстрировав изумленным и радостным родителем лишь неопределенный и совсем не грозный, как на то рассчитывал Георгий, лепет.


***


Прошло еще какое-то время. Григорий не мог определить сколько именно, однако заметил, что новый отец отсутствует дома достаточно часто, постоянно ссорясь по этому поводу с женой, но при этом, словно в компенсацию, старательно изображает из себя образцового отца. Он часто сидел со своим сыном, читал, и разговаривал, беспокоясь по поводу отсутствия реакции на его попытки поиграть, но не оставлял попыток. Отбросив детские попытки укусить или сделать отцу больно каким-то другим способом, Георгий быстро пришел к выводу, что с его нынешними возможностями отомстить у него не получится. Даже научившись передвигаться ползком, он оставался прикован к кроватке или странному, похожему на загон для кур вольеру, не имея возможности преодолеть его без помощи взрослых.

Однако, время шло. И, когда бесконечная сонливость пошла на спад, он начал тренироваться ходить, тратя на это по нескольку часов ежедневно, но лишь через два месяца ему удалось удержаться на ногах дольше нескольких секунд.
«С этим уже можно работать». - удовлетворенно подумал Григорий, смотря на то, как его подрагивающие детские ножки с трудом выдерживают его крошечный вес. «На моей стороне бессмертие, а что на твоей, а, генеральский сынок?»


***

- Малыш, скажи «мама».
- Ма-ма.
- Тамара, говорю тебе, он гений! - Восхищенно глядя на сына, Света отключила видеочат и, наконец, прижала телефон к уху, попутно купая Григория в небольшом белом тазу. Уже привыкший к этой унизительной процедуре, мальчик не стеснялся, безразлично позволяя матери делать свое дело, но съемка на видео стала для него неприятной неожиданностью. Как сказал бы его отец - тот, первый отец, при игре в «дурака» не спеши скидывать козыри, и Жора не спешил демонстрировать развитую речь даже тогда, когда его мышцы достаточно окрепли для этого. Однако, выражать свои потребности было необходимо и, спустя, по его прикидкам, где-то год, он рискнул использовать простые слова, вызвав настоящий фурор у своих псевдо-родителей.
- Холодно. - Пожаловался он и мать, бросив трубку обернула его в одеяло. - Прости,
что-то я заговорилась, Тамара такая болтушка.
«И не она одна» - подумал Григорий, но вслух ничего не сказал, изобразив радостное
бульканье, какое иногда издавали знакомые ему по прежней жизни дети.
Георгий долго думал о своем положении, сперва предполагая, что, возможно, каждый ребенок, рождаясь, помнит свою прошлую жизнь. Однако, со временем, он отбросил эту идею как невозможную, поскольку несмотря на то, что старые воспоминания сгладились, он мог то, чего не могли другие.
- Сегодня посидишь с папой, маме нужно выйти на дежурство. - Не без печали в голосе отметила Света. Удрученно посмотрев на завернутого по самые уши в плед Григория, она покачала головой.
- Веди себя хорошо, папа только приехал и очень устал.

Григорий знал, что Света работала «маркетологом в телефонной компании», хотя и не представлял, что это значит. Очевидно, телефонистки в этом новом мире были не нужны, по крайней мере он ни разу не слышал, чтобы, набирая номер, Света обращалась к кому-то еще кроме подруги Тамары или мужа, а значит, это было что-то другое. Профессия Леонида была, в свою очередь куда проще и понятнее – торговый представитель. Будучи в очередной командировке, он должен был приехать на поезде этим вечером, покормить сына и, скорее всего, сразу лечь спать. Именно на этом времени сосредоточился Григорий.

Спустя пару часов Леонид открыл дверь поцеловал жену, сбросил ботинки в угол к другой своей обуви и, устало пошаркивая по свежевымытому полу цвета березы, отправился к сыну, вполголоса подтверждая, что инструкции по уходу за ребенком приняты к исполнению и будут выполнены в точности и как нельзя лучше.

Наконец, дверь за Светой закрылась, щелкнули замки, и они остались одни. С уходом матери в квартире стало тише и заметно темнее – Леонид не любил оставлять свечи без присмотра и погасил их везде, где их обычно оставляла зажженными Света.

Вечернее кормление прошло тихо.

- Папа, я тебя убью. - Почти издеваясь проговорил Жора. Необходимости подражать детской речи не было – Несмотря на тренировки, язык и связки все еще плохо слушались.
- Я тоже тебя люблю. – Устало улыбнулся Леонид. - Он не умел спать в поездах и усталость читалась в каждой из многочисленных морщинок на его лице.
Про себя Григорий признавал, что этот человек неплохо справляется со своей ролью
отца, по крайней мере старается, но на как бы он ни изменился за все эти годы, Григорий видел в его поврежденном глазу живое доказательство того, что все, что произошло с ним в его прошлой жизни не было сном и именно этот человек виновен в его смерти, в слезах его настоящей матери и отца и того, что он не прожил свою жизнь, оказавшись отброшенным на пятнадцать, уже почти семнадцать лет назад.

Сидя с Григорием на руках, Леонид помог ему доесть остаток смеси. Григорий не сопротивлялся. Ему нужны были силы. Наконец, закончив с ужином, Леонид отложил баночку, отнес мальчика в детскую.

- Сказка. - Односложно попросил Жора, внимательно наблюдая за тем, как усталость в глазах его врага борется с отцовским долгом.
- Давай завтра, дружок, я ужасно устал, завтра две расскажу, идет?
- Идет. - Согласился Жора и впервые за долгое время улыбнулся отцу, который, увидя это, тоже расплылся в улыбке. Когда жизнь дает шанс - им надо пользоваться.

Солнце спускалось с небес, медленно закатываясь за горизонт, угасая, и с последними
лучами, из их большой трехкомнатной квартиры ушел последний свет. Жора лежал под легким летним одеялом, не шевелясь и прислушиваясь к каждому звуку - звуку часов, тикающих в коридоре, стрекоту кузнечиков, заведших свою песню где-то недалеко за окном и мерному дыханию отца, доносящегося из-за стены. Спать не хотелось, напротив, по жилам кипятком неслись волны нетерпеливого возбуждения. С трудом прождав еще с полчаса, мальчик решил, что время пришло. Сбросив с себя одеяло, цепляясь за прутья загородок он медленно и мучительно поднялся на непослушные ноги и, аккуратно просунул голову сквозь пластиковую решетку. Голова прошла с некоторым трудом, цепляясь за уши. С силой просунув голову дальше, мальчик почувствовал боль и лишь сила воли помогла ему сдержать уже готовый вырваться наружу инстинктивный плач.

Огромная, полупустая комната, незнакомая под другим ракурсом, пугала и отталкивала своими размерами, но еще сильнее пугала высота кровати. Внизу не было ни ковра, ни циновки, один лишь голый пол, отделенный от мальчика расстоянием вдвое превышающим его рост. Еще со школы Григорий знал, что это плохой вариант для прыжка, но теперь все могло кончиться еще хуже чем когда он мог доверять своему телу.

Привстав и протолкнув плечи следом за головой, Григорий зацепился за решетку, готовясь полностью вылезти из кроватки. - Одна мысль о том, что ему придется за что-то держаться своими детскими, едва начавшими его слушаться руками заставило сердце мальчика забиться сильнее, однако, как ни странно, свой вес Григорий выдержать смог. Помогла еще и детская гибкость. Высунув вслед за плечами туловище, затем извернувшись и вытащив из-под себя ноги, он аккуратно повис на решетки, а затем аккуратно спустился на пол, лишь в последний момент вспомнив о том, что он маленький ребенок, и обуви у него нет.

Ледяной пол, покрытый странным пластиковым паркетом, пламенем ожог голые, никогда прежде не ощущавшие холода пятки. Часто дыша, Григорий сделал свой первый настоящий шаг, но легче не стало - новая порция холода, словно ножом достала до самого сердца, а памперс сильно сжал пах и впился в бедра - конечно, он не был предназначен для ходьбы. С отвращением, отстегнув липучки, жора отбросил его в сторону, оставшись в одной пижамной рубашке.

- Детям нельзя переохлаждаться. – Еле слышно прошептал он.
Однако, другого выхода не было. Исполнить задуманное - вот что избавит его от всех неудобств в кратчайшее время. Стараясь как можно меньше шуметь, мальчик двинулся к выходу из комнаты.

На первые два метра ушло несколько долгих, мучительных минут. Подняв пухлую ручку, мальчик толкнул неплотно прикрытую дверь и выбрался из комнаты. Мышцы, укрепленные тренировками справлялись неплохо и почти не болели - не справлялась
кожа, пятки стерлись мгновенно, как после целого дня в неудобной обуви.
В коридоре, ведущем в комнату родителей, на полу лежал тонкий серый ковер, и Григорий позволил себе опуститься на колени и проползти оставшееся расстояние так. К этому моменту он уже сильно замерз и ткань под руками казалась теплой.
Преодолев таким образом еще около метра, мальчик услышал какое-то движение и замер, в ужасе от того, как заскрипела кровать отца.

“Она встает, зачем он встает?”
Места под шкафом не было, равно как и времени вернуться обратно в спальню. Проклиная слабое тело, Григорий встал на ноги и, как можно быстрее заковылял к стене. Пол в родительской комнате скрипел все ближе и вот, дверь в нескольких метрах впереди распахнулась, пропитав коридор тяжелым ароматом сразу десятка разных маминых духов.

Пошатываясь и протирая глаза, Леонид неверным шагом отправился в ванную, не заметив прижавшегося к стене сына. Включив свет и подслеповато щурясь, он закрыл за собой дверь и затих. Как и Леонид, Григорий потер руками глаза - луч света из под двери слепил как прожектор.

Спустя пару минут послышался шум воды, и это значило что Леонид закончил свои дела и сейчас будет мыть руки, поэтому мальчик что есть мочи заковылял в сторону спальни, уже не заботясь о шуме.

Как и в детской, дверь в спальню родителей была приоткрыта. Запах духов и
ароматических свечей матери становился сильнее, по мере того как Жора
продвигался вперед, минуя просторную, обращенную изголовьем к окну кровать. В коридоре послышался звук открываемой двери, и мальчик шмыгнул в угол, с той стороны, где обычно спала Света, замерев у прикроватной тумбочки. Со стороны двери его видно не было. Замерев, Жора слышал, как отец вернулся в кровать, повозился немного, вздохнул и замер.

Холод медленно проползал под рубашку, но Григорий терпел, зная, что все это продлится не долго. Наконец, дыхание Леонида выровнялось, стало глубоким и спокойным. Выбравшись из-под кровати, мальчик взглянул на него - такого беззащитного, но в то же время совершенно неуязвимого для него. Он не мог ни ударить его чем-то острым, ни даже просто порезать. Что вообще может ребенок, всего пару месяцев как переставший считаться младенцем? Ничего, но огонь мог. Как и прежде, на тумбочке возле кровати со стороны Светы стояло несколько свечей, а под ними - маленькая электрическая зажигалка. Григорий часто видел, как она зажигала их с ее помощью, по долгу смотря на пламя, пока он ел. Передвигаясь очень медленно, с замиранием сердца, Жора забрался на кровать и, взяв ее в руки, посмотрел на затылок спящего отца. Что сказать ему если проснется?
"А разве нужно что-то говорить, я ведь всего лишь ребенок" - подумал он и попытался нажать на кнопку большим пальцем. Зажигалка не поддалась. Кнопка была тугой. Уперев ее в предплечье, Григорий попробовал еще раз, и, наконец, раздался щелчок, и Григорий восхищением увидел, как из сопла зажигалки вырвался шипящий язычок голубого пламени. Леонид от этого звука не проснулся и даже не пошевелился. Конечно, Света часто зажигает свечи, пока он спит - решил Григорий и одним движением зажег все четыре свечки, которые стояли на тумбочке.

- Погаси, Свет, я спать хочу - еле слышно пробормотал Леонид.
- Конечно. - Так же шепотом ответил Жора. И поставил первую свечку на пустую
подушку матери. - Сейчас погашу. - После чего поставил еще три и разом опрокинул их все на кровать.

Пламя занялось в ту же секунду. Сперва незаметное, но становящееся сильнее с каждой секундой. Тем временем, мальчик со всей доступной ему скоростью поковылял к выходу из спальни. Оставался последний этап плана, и на его исполнение
требовалось куда больше храбрости, чем на все остальное.

Тем временем, проснулся и заметался Леонид. Сперва ему показалось, что
кто-то выкрутил отопление и забыл открыть окно, но вид полыхающей кровати мигом
привел его в чувство. Всю комнату заволокло черным, непроглядным, удушающим
дымом. Скатившись с кровати к вниз, кашляя, почти слепой от слезящихся глаз, мужчина бросился в коридор, чувствуя, как начинает кружиться голова и как начинают болеть обожженные руки. К моменту, когда он, набрав таз с водой вернулся, полыхала уже вся спальня. Мобильный потерялся, но были соседи, голый - как есть, Леонид выскочил из квартиры, с криком “пожар” и стуча в безразличные, соседские двери. Огонь тем временем уже добрался до коридора, и он уже не был похож на огонь, который бывает в кострах: пламя ревело, наполняя воздух нестерпимым, опаляющим жаром и дымом, сквозь который невозможно увидеть собственную руку. Дверь в детскую была заперта, отделенная от коридора
несколькими метрами дыма и огня. Времени на мысли не оставалось и
Леонид, игнорируя ожоги рванулся вперед, одним мощным ударом выбивая дверь в комнату.

Мальчик стоял у открытого окна, намереваясь, но не решаясь прыгнуть. Между ним
и землей было два этажа - несмертельное расстояние для подростка, но почти
фатальное для годовалого ребенка. С потолка коридора посыпалась раскаленная
штукатурка - огонь добрался до перекрытия, жадно поглощая кислород из открытого
окна, обои, шторы и все, до чего мог добраться. Леонид чувствовал, как
занимаются волосы у него на затылке и ринулся к окну, одновременно схватил мальчика на руки и выпрыгнул на улицу, стараясь приземлиться на спину так, чтобы мальчик ударился о его грудь, смягчая падение.

Ветер взревел в ушах Григория, но уже через секунду он лежал на распростертом теле отца, беспомощно раскинувшего руки и тяжело дышащего посреди покрытого изумрудной, пропитанной росой травы под окнами их горящего дома. Над телом Леонида медленно поднимался еле заметный, похожий на пар дымок. По щеке, изо рта, тонкой струйкой стекала кровь. Через пару секунд мужчина открыл глаза, но подняться не смог и лишь скосил глаза на лежащего на нем целого и невредимого Георгия.
- Ну что, теперь мы с тобой совсем похожи, оба летчики, пошутил он и закашлялся. Где-то в отдалении выла сирена пожарной машины, или скорой помощи - Григорий не знал кто приедет первым, но теперь, лежа на спасшем его враге, он не мог поверить
в то, что он сделал это для него. Раскаяние - слово прежде ничего для него не
значащее – больно коло его и мальчик горестно заплакал.
- Прости меня, папа, я не хотел… - Пролепетал он.

Прошла неделя. Леонид тяжело пострадал. Из телефонного разговора Светы с лечащим врачам, он понял, что скорее всего Леонид больше не сможет ходить, а на следующий день, к необычно хорошо разодевшейся Свете, решившей пожить какое-то время в одной из пустующих родительских квартир, позвонили и, сидя на кухне за столом Григорий увидел, как в коридор зашел повзрослевший, но все такой же худой и красивый Костя с пакетом своих фирменных ароматических свечек.
- Не волнуйся. - Прошептал он, нежно обнимая Свету. - Может это и к лучшему. Теперь о нем позаботятся. А с ребенком мы как-нибудь справимся. Ты ведь уже сказала ему о нас? Ну, до случившегося?
- Скажу. - Прошептала Света. - Но не сегодня. Сегодня я просто хочу побыть с тобой, за Гришей скоро зайдет мама, я ей уже позвонила, только посиди в комнате, не хочу
чтобы она разболтала…

Молча наблюдая за сценой, сидя в новеньком детском кресле за столом, Григорий мрачно смотрел на разворачивающуюся перед ним сцену. Теперь он понял откуда у его матери столько свечей и знал, что ему следует делать дальше.

Алексей Румянцев
2024